Григорий Василенко - Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

Стоянка поезда почему-то затягивалась. По вагону прошелся милиционер. Заглянул в купе к Кемпке. Милиционер ничего не сказал, но Кемпке сразу почувствовал неприятный озноб. От этого ощущения он никак не мог освободиться. На платформе все меньше оставалось пассажиров. Они расходились по вагонам. Появился в форменной фуражке дежурный по станции, засвистел, и через некоторое время, после оглушительного протяжного гудка, паровоз рванул на себя вагоны. Поезд медленно отходил от платформы. Учащался перестук колес. Кемпке не отрывался от окна. Перед ним опять поплыли таежные дали. Он впервые ехал по Сибири, на запад, перебираясь на другой конец необъятной страны.

Путь его лежал в Новороссийск, в котором ему уже пришлось однажды побывать под именем Гельзинга. Он до мельчайших подробностей помнил, как пробирался на корабль в новороссийском порту, как высадился в Константинополе и с каким наслаждением пил пиво в подвальной пивнушке, прислушиваясь к разговору двух русских. Не думал он тогда возвращаться в Россию, а пришлось...

За окном уже стояла темная ночь. В вагоне утих гомон пассажиров. Викентий не появлялся. На крючке раскачивался его летний полотняный пиджак, а на полу, под сиденьем, виднелся фанерный чемоданчик. Это все, что было при нем из вещей. На платформе он прогуливался в одной рубашке и модной кепке. Перед сном Кемпке прошел весь вагон, заглядывая в каждое купе. Викентия нигде не было.

«Наверное, в другом вагоне играет в карты», — подумал Кемпке, укладываясь спать. Его уже интересовал пиджак Викентия, который навязчиво маячил перед глазами. Но пока он выжидал, не решался пошарить по карманам. Носком ботинка он толкнул чемоданчик, выползший при толчках из-под нижней полки. Он показался ему пустым.

Только под утро, когда пассажиры в вагоне еще спали, а полка Викентия так и оставалась незанятой, он снова, с полотенцем на плече, прошел весь вагон. Возвратившись, ощупал пиджак и обнаружил в кармане паспорт, какие-то потертые справки, несколько рублевых бумажек, мятый носовой платок и просыпавшийся табак.

До самого утра Кемпке перебирал всевозможные варианты осложнений, которые могут возникнуть в связи с хищением документов. Он допускал, что пассажир отстал от поезда и попытается догнать, что, не догнав, мог заявить о своих вещах, оставшихся в вагоне, и их будут искать... Кемпке решил все же снять с крючка пиджак и, не вынимая документов, положить в чемодан, засунув его подальше под полку, чтобы не было видно. Если и дальше все будет тихо, он в любое время может взять документы. До Москвы было еще далеко, и он надеялся, что все прояснится. А в Москве предстоит встреча с сотрудником военно-морского атташе германского посольства, и он ему доложит все подробно и посоветуется о переходе на другие документы.

Много раз на день проводница проходила мимо купе, разносила чай утром и вечером, но только один раз, на следующий день после исчезновения Викентия, подметая вагон, спросила:

— А где же ваш веселый сосед?

— Наверное, сошел по пути, — пожал плечами Кемпке.

О вещах проводница не упоминала, и он промолчал, следуя давно укоренившемуся правилу — отвечать только на вопросы и как можно короче, не вдаваться в подробности и по возможности выяснить, с какой целью задаются вопросы. Гельзинг-Кемпке пользовался и другим приемом — умело переводил разговор на другую тему, если прежняя была ему невыгодна. Сойдя с поезда в Москве, он сразу же затерялся в вокзальной толчее. Чужие документы лежали у него в кармане. Теперь нужно было позвонить в посольство. Приходилось читать названия улиц, искать телефонные будки.

Кемпке набрал известный ему номер, сказал несколько слов — условленную фразу, и к нему в заранее подобранное место приехал сотрудник военного атташе германского посольства Курт Крипш. Дипломат выслушал его и подтвердил указание — обосноваться на жительство в Новороссийске, устроиться на работу в гостинице. Кемпке доложил, что по дороге добыл паспорт, но о его владельце ничего не знает. Крипш пожурил его за опрометчивые действия.

— Вас могли заподозрить в воровстве. А в случае задержания вам не выпутаться из этой истории...

Кемпке понимал это и сам, но ситуация была настолько соблазнительной, что он не удержался. Крипш взял у него паспорт и сказал, что ему придется задержаться на сутки в Москве.

На следующий день опять состоялась встреча.

— Слушайте внимательно. Нам долго здесь нельзя задерживаться. Фотокарточку на паспорте заменили. Имя другое вписали. Теперь вы Пери Мико Карлович, эстонец. Все остальное зависит от вас. Поезжайте в район Сочи, а оттуда потом переберетесь в Новороссийск. Ваше место там. Итак, запомните: вы немец из Эстонии. Около Сочи есть эстонские поселения: Сальме и Сулев. Поезжайте, устраивайтесь там на работу в колхоз или совхоз и дайте о себе знать. Как только почувствуете, что достаточно осмотрелись на новом месте, «теряйте» паспорт, платите штраф и получайте новый. Через год переедете в Новороссийск. Год вам, как говорят русские, на акклиматизацию под эстонца. К рождеству дадите о себе знать. Если возникнет необходимость, мы вас сами найдем.

Кемпке-Пери не ожидал такого решения. Ему предстояло ехать в неизвестность с поддельным паспортом и все начинать сначала. Крипш понял его озабоченность и сказал:

— Изменить ничего не могу. Это лучший вариант с добытым паспортом. Надо же знать, кому он принадлежал. А вы ничего не знаете о его владельце. Будьте благодарны за то, что обстоятельства позволяют предоставить вам годичный срок для того, чтобы сменить этот паспорт и иметь хорошую, с точки зрения Советов, биографию. Постарайтесь получить хорошие характеристики и утвердиться как эстонец, давно покинувший Эстонию. Имейте в виду, что по вашему паспорту выедет из России одно лицо — за границу как специалист. Следовательно, вы для Советов как Кемпке существовать не будете. Вам нужно привыкнуть к новому имени, обдумать свою биографию. К новому месту явитесь как местный гражданин, приехавший на работу в совхоз.

...В материалах следственного дела, которое я читал, подробности этой встречи Кемпке с Крипшем отсутствовали. Майор Крикун тоже не мог дать на этот счет никаких пояснений.

— Читай дальше, — посоветовал он. — Главное найдешь здесь.

— Гуляев надолго заболел, — рассказывал мне Андрей Карпович. — Это было в году... тридцать пятом, кажется. К обычной гипертонии и головным болям прибавилась и бессонница. Ночью, когда все спали, он бодрствовал, у него, так сказать, продолжалась работа. Никак не мог отключиться от земных забот, несмотря на прием снотворного.

— Бездельничаю, — жаловался Гуляев на вынужденное пребывание в больнице всем своим сослуживцам, навещавшим его.