Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон

— Приснится же такое, — сказал я и встал на ноги. В каморке было очень холодно, да и сам я невероятно замерз. Замерз так, как никогда до этого в своей жизни мне не доводилось замерзать. — Нужно срочно согреться, иначе через час превращусь в сосульку! Но приседать я больше не буду! Хватит с меня!

И я стал прыгать на одном месте. Прыг-скок, прыг-скок, бежит горячая кровь по венам. Я прыгаю, значит, существую. Именно так для меня звучал философский тезис.

— Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь… я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь… тучка, я вовсе не медведь, тучка, тучка, медведь, — безостановочно повторял я.

Но прошло совсем немного времени, и я окончательно выбился из сил. У меня закружилась голова, а перед глазами замелькали разноцветные круги.

«Закончился гемоглобин, — сказал я себе, — голод и спорт — вещи несовместимые».

Я тяжело опустился на унитаз. Меня подташнивало, подскочило давление. Оно поднималось все выше и выше. Мне совсем стало плохо, затылок похолодел. Если бы я тогда упал в обморок, то, скорее всего, так из него и не вышел бы. Я сдавил изо всех сил голову и потихоньку давление спало. Приступ прошел, но я настолько обессилел, что не мог подняться с сиденья. Теперь после галлюцинаций, подаривших мне минуты радости, я ощутил себя самым несчастным-разнесчастным на земле человеком. Отчаяние захлестнуло меня. Я не имел ни желания бороться, ни сил. Но моя, еще живая и не сдавшаяся душа подавала сигналы SOS.

— Спасите наши души, спешите к нам… и ужас режет души напополам… тише, тише сигнал наш SOS, спешите к нам… все тише, тише сигнал наш SOS…. SOS…. SOS…. SOS….SOS…. SOS… — уже почти неосознанно шептал я.

Голова клонилась вниз. Тело, скинув напряжение ужаса, обмякло. Никаких галлюцинаций больше не было, только сладкое чувство неги заполнило все внутри, как будто желая утопить, или заглушить внутренний передатчик, подающий сигналы бедствия. И сигналы становились все тише и тише. Я погружался в мир полный тишины, в небытие.

Я удивился, ибо понял, что стою на странном мосту, в весьма странном месте. Мост, погруженный во тьму, был старый и почти разрушенный ударами неумолимого Времени. Мою душу терзали подозрения, что я уже когда-то был на этом мосту, был не один и давно. И мост, мост, был тогда другим, целым. Точно, другим. Все было другое, и, самое главное, тогда ему не было видно конца. А теперь вот он — конец пути… Пути конец… Передо мною чернел вход в огромную пещеру, из которой веяло холодом, сковавшим тело, и тоской, изгонявшей прочь всякие чувства и мысли. До пещеры оставалось идти всего-то ничего. Несколько шагов. Несколько шагов, которые совсем не хотелось делать, но я знал, что мне все же придется шагнуть вперед.

Неожиданно мертвую тишину разорвали хлопающие звуки, словно кто-то подлетал ко мне на больших крыльях.

«Смерть летит на своих крыльях», — уверенно и спокойно, с безразличием подумал я. Она привиделась мне скелетом, одетым в широкие черные одежды, с огромными вороного цвета крыльями. Их движения были неторопливыми, словно Смерть знала, что торопиться ей незачем, да и не к лицу. Она приближалась ко мне, я уже мог различить череп, обтянутый мертвецки бледной кожей, почти белой. Большие черные глаза, лишенные зрачков, блестели вороненой сталью. Лицо этого демона ничего не выражало, кроме равнодушия. Длинный и узкий рот был плотно сжат и не имел никаких намеков на улыбку. Очень некрасивая дама…

«Страшненькая», — подумал я.

И не удивился, когда заметил в руках мрачной гостьи, которая приходит только раз, и то в конце жизни, длинную и широкую косу. Хлопая черными крыльями, Смерть, словно так и не прилетевший вертолет спасателей, зависла над, стоящем на мосту, человечком, одиноким и беззащитным.

НАДО МНОЮ!

«Вот и настал мой черед… Обидно, что умираю вот так, сидя на горшке. Надеюсь, это будет не больно! Может быть, стоит закрыть глаза?»

Я смотрел на Смерть, а она смотрела на меня. Но наши взгляды были совершенно не похожи. Если я смотрел исподлобья, вжав голову в плечи и стараясь не встретиться с ее холодящим душу взглядом, то Смерть, наоборот, равнодушно, но пристально разглядывала меня.

Закрыв глаза, я представил, как она сейчас размахнется и в один момент отсечет мне голову. Но время шло, а ничего не происходило. Вдруг крылья захлопали еще сильнее, и звук этот стал отдаляться от меня. Я открыл глаза. Смерти не было. Она ушла.

«Заберет на обратном пути, — почему-то подумал я, — решила меня помучить, как смертника, постоянно ожидающего исполнения приговора. Сволочь!»

Время шло, но вокруг ничего не менялось, словно время остановилось или замерзло. Безмолвие, мрак и состояние полного покоя. Подсознанием я понимал, что уже не нахожусь в том мире, в котором прожил тридцать лет. Обидно, если вместо прежней насыщенной цветами и звуками действительности придет другая — мрачная, холодная и безмолвная реальность… Умереть — не встать!

Вдруг сквозь мрак и холод прорвались странные звуки. Гул и, кажется, выстрелы. Потом послышались голоса, которые были все ближе и ближе. Но напрасно я озирался, вокруг меня никого не было… Никого…

«Наверное, это души таких же грешников, как и я… Или призраки!»

Когда голоса раздались совсем близко, почти над ухом, мне стало не по себе. Меня видят, а я — нет. Так нечестно, хотел я закричать, но от страха так и не закричал. Из моих уст смогло вырваться нечто нечленораздельное: «А-а!!!» И тут рядом со мною раздался грохот и треск, как если бы в этот мир темноты и безмолвия, попало пушечное ядро.

Я понял, рядом со мною происходит что-то жизненно важное, и мне нужно вырваться из черного и холодного мира, вернуться обратно, назад, туда, где легко и тепло. Я было дернулся, захотел встать и закричать во все горло, но у меня получилось только слегка пошевелиться. Но мрак не отпускал меня. Я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, словно был спеленован.

Кто-то подсказывал мне знакомым сварливым голосом:

«Ну что же ты молчишь? Кричи! Кричи громче! Громче кричи!»

— Помогите, помогите, — прошептал я.

Мои губы и челюсти почти не слушались меня, никак не желая открываться. Но и этого шепота оказалось достаточно, чтобы откуда-то появилась сильная рука и вырвала меня, как рыбу из воды, из мрачного измерения Смерти.

Вокруг меня стало светло, но кто-то продолжал меня трясти. Я чувствовал себя мягкой игрушкой, у которой руки и ноги, то вздымаются вверх, то безвольно падают вниз. Мне хотелось крикнуть тому, кто так тряс меня, чтобы прекратил, но вырвалось лишь:

— Больно…

— Жив! Жив, курилка! — сказал незнакомый, но довольный голос.

И тут послышались удивленные возгласы и, что самое приятное, смех. Смех людей наконец-то нашедших меня.