Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон

Я с трудом разлепил веки и увидел огромного человека, стоящего у входа в маленький туалет самолета, на протяжении двенадцати дней бывшего моим домом. Его бородатое и скуластое лицо светилось радостью и удивлением, а за ним толпились другие люди. Их было много! Бородач, видимо думая, что я глухой, громко закричал:

— Ну, что, летим домой?!

— Летим, — пробормотал я.

Где-то очень высоко и далеко и, по всей видимости, в другом измерении разговаривали двое, причем один был явно старым брюзгой, а другой — молодым недотепой.

— Серафим, как ты думаешь, все страшное для него уже позади?

— Уверен… Так что мы спокойно можем передохнуть, а то я порядком уже притомился. Если мы пройдем еще немного, то впереди нас поджидает весьма уютное местечко.

— Ну не спеши ты так, Серафим, очень хочется посмотреть, чем закончится эта история.

— Чем-чем… загсом, вот чем.

— Признаться, я был бы рад… Я думаю, ему пора остепениться, обзавестись семьей и не заниматься больше всякой ерундой.

— Не обманывай ни себя, ни меня. Ты прекрасно знаешь, что он, как тот волк, которого сколько не корми, все равно в лес смотрит. Его нужно посадить на хорошую цепь, с которой бы он уж точно не сорвался.

— Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится! — возмущением воскликнул голос, что был помоложе.

— У меня не получится, а вот у нее — вполне возможно. И самое удивительное, я буду рад, ибо она мне очень нравится.

— Кто?!

— Обещаю, что скоро узнаешь. Ну, мы еще долго тут будем торчать? Пошли уже… Пошли, я тебе говорю!

— Серафим, ну дай досмотреть… Интересно же, — упирался обладатель молодого голоса, — когда еще такое увидишь… Прямо как в кино, даже лучше.

— А я тебе говорю, пойдем, — настаивал старческий голос, в котором читалось жгучее нетерпение.

— А я тебе говорю, дай посмотреть, — упорствовал другой.

— Не выводи меня из терпения… Слышишь, не выводи!

— А я и не вывожу… Серафим, отпусти мою руку, отпусти говорю, — прорычал недовольно молодой. — Не веди себя, как маленький ребенок, которой не терпится попасть в магазин игрушек… Тебе это не к лицу.

— Ах, так! Не к лицу говоришь, ну смотри, — прошипел старый. — Я тебя предупреждал? Предупреждал! Вот и не плачь…

Раздались характерные звуки электрического разряда, правда, не очень сильного, но, судя по последовавшим крикам, все же достаточно чувствительного.

— Ой, больно, — заверещал молодой, — ой, прекрати, больно ведь… ой….

— А я тебе предупреждал! — заметил суровый голос. — Нечего там больше смотреть и тратить время. У нас впереди еще много дел, а он, уперся как валаамова ослица…

Голоса потихоньку удалялись, постепенно становясь все тише и тише. И вот почти совсем пропали. Только пару раз прорвалось сквозь надвигающуюся тишину негодующее «ой»…

— Привет, Робинзон, — весело поздоровалась хорошенькая, с золотистыми волосами медсестра Аня. В руке она несла накрытый марлей поднос, от которого пахло совсем недружелюбно. — Ну, как мы сегодня себя чувствуем?

Я опасливо посмотрел на ее ношу. Медсестра поймала мой тревожный взгляд и звонко засмеялась. В том, что под марлей лежали шприцы, я нисколечко не сомневался. Вопрос был только — для кого они? Впрочем, Аня не была садисткой и сразу объявила приговор:

— Так, чудо лесное, поворачивайся на животик и готовься к массовой витаминной подзаправке.

— Опять! У меня уже задница распухла от ваших витаминных подзаправок, — запротестовал я.

Я был недалек от истины. Первое время я получал по три укола в день.

— У меня ощущение, что я сел на ежа… Ты только глянь, на что она стала похожа.

— Ничего страшного. Мы сделаем тебе йодовую сетку, и скоро все пройдет, — спокойно ответила Аня.

С безнадежным стоном, я рухнул на постель, лицом вниз.

— А потом, ты сам виноват. Не нужно было выделяться из общей массы пассажиров.

— Из уст не просто медицинского работника, а очень красивого медицинского работника это звучит чудовищно… Ой!.. Все?

— Все. Полежи пару минут на животе… Значит, говоришь, красивая? — ехидно спросила она и прямо-таки неприлично звонко шлепнула меня по ягодице.

Надо сказать, молоденькие медсестры — весьма развязанные особы, но от этого они хуже не становятся, даже наоборот, лучше. Правда-правда…

— Очень, ну просто очень красивая!

— Спасибо за комплимент. Тебе в свою очередь, наверное, будет приятно услышать, что ты у всего персонала нашей больницы пользуешься большей популярностью, чем главврач и сам Перепелкин, — сообщила Аня.

— Перепелкин? Это тот, кто меня лечит? Константин Александрович?

— Он самый… Ладно, я пошла дальше, мучить пациентов, — сказала медсестра и плотоядно, по-волчьи улыбнулась, прямо-таки оскалилась белыми и ровными зубками.

Когда Аня ушла, я перевернулся на спину и укрылся одеялом. Простыня, наволочка и пододеяльник были из обыкновенной белой хлопковой ткани, они были чистые, пропахшие специфическим больничным запахом, но это нисколечко мне не мешало. Мне было хорошо и ничего другого не требовалось.

— Хорошо, — прошептал я и закрыл глаза.

Наслаждаясь покоем и чистотой, я даже забыл, что собирался сходить в столовую и заморить там червячка. В больнице я уже около двух недель, и первое время все никак не мог наесться, сразу после обеда начиная думать об ужине. И еще. Каждый вечер я принимаю горячую ванну, болтаюсь в ней по полтора часа. И я единственный, кому в больнице позволяется такая роскошь. Медсестры и санитарки меня жалеют и угощают специально для меня приготовленной домашней пищей, которую не надо тщательно пережевывать. С этим у меня до сих пор проблемы. Они качают головой и ахают, когда я им вновь и вновь рассказываю о своих приключениях. Я не заметил, как погрузился в сон, из которого меня вывел громовой голос.

— Здорово, Робинзон, — нарушил неспешное течение моих мыслей, вошедший в палату лечащий врач. Это был мощный, приблизительно сорока лет бородатый мужик, я бы даже сказал — мужичище. На его белом халате висела карточка «Перепелкин К.А., хирург».

— Как мы сегодня себя чувствуем?

Я не ответил, только многозначительно закатил глаза.

— Понятно. Вижу, что дела идут на поправку. Давай-ка, мы тебя сейчас посмотрим.

Он быстро осмотрел уже снятые с запястья швы и попросил:

— Пошевели пальцами. Сожми кулак. Так не болит?

— Нет. Скоро снимите гипс? — спросил я.

Как только я попал в больницу, мне сразу наложили на поврежденную руку гипс. Доктора «утешили» меня, сказав, что если бы не волк, то можно было обойтись без гипса, но хищник не только прокусил руку, но и повредил одну из треснутых лучевых костей, как раз чуть выше запястья… Собака!