Борис Мариан - Ночной звонок

Тарасов осторожно опустил на рычаг трубку, пошел к выходу, остановился в раздумье, возвратился назад, к столу, снова поднял трубку.

— Алло! Армейскую контрразведку.

— Полковник Котов слушает! — раздался в трубке низкий грудной бас.

— Здравствуйте! Говорит подполковник Тарасов. У меня беда: застрелился капитан Егоров, начальник фотоотделения. Есть просьба: срочно направить в фотоотделение нашего корпуса начальника фотослужбы армии майора Спасова. С ним поедет дослуживать старшина Игнатьев.

— Не понял. Повторите, подполковник.

— Есть повторить. В корпусное фотоотделение нужно направить майора Спасова. Недельки на три-четыре… Дисциплину подтянуть. С ним поедет старшина Игнатьев. Помощником… Степан Борисович. Нужны документы на него.

— Понял. Все понятно. Пусть приезжает. Сейчас распоряжусь. Как фамилия?

— Игнатьев. Степан Борисович Игнатьев.

Камуфлированный «козлик» мчался по проселку к роще. Седой шлейф пыли тянулся за машиной. Погода стояла солнечная, сухая, воздух недвижим, поэтому пыль долго висела над дорогой. «Козлик» уже к роще подъезжал, а седое облако пыли только начало смещаться в сторону, оседать на кусты и придорожный бурьян.

В машине четверо: Тарасов, Вознесенский, фотограф-криминалист лейтенант Ивашкин и рядовой Кузьмин. Все молчали. Случай такой, что не располагал к беседе. Тарасов всем своим видом показывал, что всякие разговоры — кощунство. Убит однополчанин. И где? В ближнем тылу. Под носом у контрразведки.

А в том, что это убийство, а не самоубийство, подполковник Тарасов почти был убежден.

Голос диктора Юрия Левитана заполнил салон:

«От Советского Информбюро. Войска Второго Украинского фронта, продолжая наступление, освободили сто пятьдесят населенных пунктов, в том числе город Брецку, крупные населенные пункты, среди них Гойоса, Дофтяна, Грозешты… В боях за двадцать восьмое августа войска фронта взяли в плен свыше шести тысяч солдат и офицеров.

Войска Третьего Украинского фронта овладели крупным речным портом на Дунае — городом Браилов, а также заняли населенные пункты Костаке Негру, Кисимеля, Индепенденца, Браништя и железнодорожные станции Индепенденца, Щербачешты. Взято в плен более пяти тысяч немецких солдат и офицеров».

— Вот и понесла наша армия свободу порабощенным народам Европы, — сказал Тарасов.

— Дивизиями сдаются, — поддержал подполковника Вознесенский.

— Еще немного и — корпусами, армиями сдаваться будут…

— Какой же это будет день, когда прогремит последний победный выстрел? — мечтательно закрыл глаза Ивашкин.

Ему никто не ответил.

Вот и роща. Иван Кузьмин тронул шофера за плечо.

— Остановись… Отсюда пешком… Тут недалеко.

Все вышли из машины, гуськом потянулись в глубину рощи. Метров через сорок Кузьмин остановился, оглянулся назад.

— Там он… Под кустом.

Капитан Егоров лежал на боку, уткнувшись правой щекой в траву. Левая рука, вывернутая ладонью наружу, была под ним, а правая, ладонью вниз, вытянута вперед. Словно капитан пытался что-то достать. Левая нога подогнута, чуть не упиралась коленкой в живот. На сапогах и синих диагоналевых бриджах — приставший песок.

«Прав солдат: Егоров лежит так, будто отдыхает», — подумал подполковник.

Так могло показаться с первого взгляда не только неопытному в таких делах Кузьмину. Лишь приглядевшись, можно заметить неестественность положения рук и ног и всего торса вообще. Китель почему-то собран к голове. Словно кто-то тащил труп по земле, и китель гармошкой собрался на спине, полез на затылок.

— Кузьмин! — обратился подполковник к солдату. — Сможешь положить пистолет так, как он был тогда?

— А чего же? Смогу.

— Хорошо. Действуй. Старший лейтенант, верните ему оружие.

Вознесенский достал из кармана пистолет, завернутый в носовой платок, и так, в платочке, протянул Кузьмину.

Кузьмин осторожно взял оружие, постоял немного, словно искал на траве свои собственные следы, затем решительно зашагал к трупу, остановился, повернулся к офицерам, внимательно наблюдавшим за его действиями, сказал:

— Я тогда руку приподнял и достал из-под ладони пистолет, снова опустил руку на место. Как была. И сейчас я так сделаю. Рука закоченела… По-другому не ляжет.

— Ты свое дело делай. В остальном мы сами разберемся, — сказал подполковник. — Клади на место пистолет и возвращайся по своему следу назад.

Кузьмин развернул платок, взял в правую руку пистолет, осторожно подсунул его под руку капитана Егорова, возвратился назад, отдал платок Вознесенскому.

— Я могу идти в часть? — спросил Кузьмин подполковника.

— Нет. Ты еще понадобишься нам. Иди к машине и скажи шоферу, чтобы отвез тебя к нам, а сам быстренько вернулся сюда. И чтобы пришла сюда машина из санчасти. Ты нас там обожди. Скажи дежурному, чтобы сводил тебя в столовую.

— Слушаюсь, — козырнул Иван Кузьмин без всякого энтузиазма. Вся эта история уже начинала его раздражать, но что делать? Приказ есть приказ. Он поплелся к машине, ругая про себя дурацкую привычку ходить в рощу книги читать. Как будто нельзя читать в бараке. «И Егоров хорош. Тоже мне… Вздумал стреляться — так стреляйся в части, а не в роще, за целый километр от места службы».

«Еще чего доброго, мне дело пришьют, — подумал он. — Чем я докажу, что не я застрелил? Отпечатки пальцев на пистолете мои, следы возле трупа — мои, и на руке тоже…» — У Кузьмина даже в груди закололо от этого открытия.

— Черт тебя дернул идти сегодня в рощу, — вслух выругался Иван. — Так тебе и надо, дубина стоеросовая!

А там, в роще, Тарасов, Вознесенский и фотограф Ивашкин все еще стояли поодаль, молча рассматривали труп, и одежду на нем, и все, что его окружало.

— Что скажете, Вознесенский?

— Пока немногое. На самоубийство не похоже. По первому впечатлению.

— Доказательства?

— Пистолет под ладонью… При самоубийстве… Не обязательно пистолету так точно оказываться под ладонью… Правда, пистолет трогал солдат, но… И поза. Есть в ней что-то подозрительно нарочитое… И китель…

— Что китель?

— Словно капитан после выстрела в висок пытался снять с себя китель через голову…

— Что бы это могло означать?

— Не знаю.

— А не может быть так, что после смерти Егорова трогали? Ну, перенесли с места на место…

— Возможно. Надо все изучить, подумать…

— Хорошо. Изучайте, думайте, ищите. «Дело капитана Егорова» за вами. И насчет кителя. Не странно ли, что такая теплынь… Да что там теплынь! Жарища, а он почему-то в кителе, застегнутом на все пуговицы.

— Я тоже обратил на это внимание. И песок на бриджах…

— Ну что ж. Мне здесь делать нечего, сами справитесь. Медэкспертизу попросите дать заключение как можно быстрее, но и без спешки. Солдата Кузьмина я задержу до вашего возвращения. Машину тотчас же верну сюда. — Подполковник зашагал к «козлику», только что вернувшемуся из части.