Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка

Первым делом Той отправился к Белинджеру. Подъезжая, он увидел, как псы дерутся из-за добычи, что-то вырывают друг у друга, – и сразу понял что. Понял и решил: собаке собачья и смерть. Достал из грузовика фонарик и принялся искать то место, о котором Сэмюэль рассказывал Уиллади.

Когда он нашел ту самую комнату, настоящий склеп, то не поверил глазам.

– Господи помилуй… – вымолвил он. Иначе не скажешь.

Поздно вечером, часам к десяти, Сэмюэль добрался до Магнолии. Дома он пробыл дольше, чем рассчитывал: сначала сидел у кровати Сван, просто сидел (доктор дал ей снотворное, она могла и не знать, что отец здесь), потом зашел к мальчикам и как мог рассказал им правду, чтобы она не сломила их, не уничтожила. Все трое слушали в потрясенном молчании. Блэйд и Бэнвилл беззвучно плакали, Нобл сдерживал слезы. Калла сидела как каменная: если она протянет руку, приласкает их, утешит, то нанесет им непоправимый вред.

В кабинете шерифа горел свет. Не просто в здании – там окна всегда светились, – а у Эрли, что стало для Сэмюэля неожиданностью. Наверно, кто-то из помощников шерифа пришел с отчетом.

Эрли отвел Сэмюэля в кабинет и, не перебивая, выслушал его рассказ. Когда Сэмюэль стал описывать свой полет, Эрли взял пакетик картонных спичек и начал отрывать их по одной и швырять в щитомордника с разинутой пастью – в пепельницу, которую змея обвивала кольцом.

Сэмюэль ждал, что ответит Эрли. Тот, помолчав, с глубоким вздохом встал из-за стола.

– Что ж, спасибо, что заглянули к нам, Сэмюэль.

Тот поднялся в растерянности:

– И что теперь?

Эрли ответил:

– Езжайте домой.

Сэмюэль изумленно смотрел на него. Больше всего на свете он мечтал попасть домой, но не рассчитывал, что его так легко отпустят. Точнее, и вовсе не надеялся туда попасть, – по крайней мере, не раньше чем через несколько лет.

Сэмюэль поблагодарил Эрли за доверие, за возможность побыть с женой и детьми. Им придется нелегко, и он рад, что есть время их подготовить, до того как его посадят в камеру.

– Сэмюэль, никто вас никуда не посадит, – сказал Эрли. – Нельзя судить двоих за одно преступление. А рассказ Тоя гораздо больше похож на правду.

Сэмюэль схватился за край письменного стола, чтобы не упасть, ноги у него подкосились.

Пока он потрясенно молчал, Эрли добавил:

– И не надо рассказывать всем и каждому, что случилось со Сван. Девочке и так досталось. Еще не хватало чувствовать, будто на нее пялится весь свет.

Спустя пару минут Эрли велел Бобби Спайксу, который дежурил в ту ночь, проводить Сэмюэля в камеру к Тою. Тот стоял за решеткой, просунув сквозь прутья руки. Таким спокойным, безмятежным брата своей жены Сэмюэль давно не видел.

– Не делай этого, – сказал он.

Той ответил:

– Все уже сделано.

В камере было темновато: поздним вечером в этой части здания почти не зажигали ламп. На лицо Тоя падала тень, сглаживая острые углы и смягчая морщины, что наложили на него невзгоды.

– Ты же невиновен, – возразил Сэмюэль. – Виновен я.

Той метнул взгляд на Бобби Спайкса – тот прислушивался к разговору, не предназначенному для его ушей. Помощник шерифа хоть и отвернулся, но ухо его было обращено к ним.

– Ты не в себе, Сэмюэль. – Той не сводил глаз с Бобби Спайкса, надеясь, что Сэмюэль уловит намек и не станет возражать. Не ожидая, что так будет, но надеясь. – Когда я привез Сван домой, всю избитую, ты совсем разум потерял.

Избитую. Не изнасилованную. Не поруганную. Избитую.

Сэмюэль взглянул на Тоя и понял, почему он решился на этот шаг – взял вину на себя и всеми силами старается скрыть то, что на самом деле случилось с девочкой. Все это ради нее. Ради Сван. Чтобы отец был с ней рядом, пока она взрослеет, и чтобы на нее не показывали пальцами, не шушукались за спиной. Но Сэмюэль сознавал: все это ложь. И ложь до добра не доведет.

– Не делай этого, – повторил он.

– А как же иначе? – ответил Той. – Я хладнокровный убийца и заслужил наказание. Правда, Бобби?

Бобби глянул так, будто ждет не дождется, когда Той получит свое, и сказал:

– Раз говоришь, значит, правда. Мозес не врет.

Калла горевала.

Горевала о Сван – о том, чего та лишилась и что узнала о жизни такого, о чем лучше не знать никому. Горевала о Блэйде – его жизнь тоже рушится. Теперь он станет чувствовать, что ему больше не место в доме. Или что у него и вовсе не осталось дома. Горевала о внуках – их мир разбился вдребезги. Горевала о Сэмюэле и Уиллади – им предстоит построить этот мир заново, и непонятно, как построить мир, в котором все просто и естественно.

И горевала о Тое.

Когда Сэмюэль вернулся из города и рассказал ей, как было дело (Калла чувствовала: для него это тяжкая обязанность), она сидела, будто пригвожденная к креслу, сжимала руки и теребила на пальце обручальное кольцо.

– Завтра опять поеду, – пообещал Сэмюэль. – И буду ездить, пока меня не выслушают.

И Калла знала – поедет. И это ничего не изменит. Никто на свете не поверит, что Сэм Лейк убил человека. Тем более если люди стоят перед выбором: Сэм Лейк или Той Мозес. Калла уже не удивлялась, что Той взял вину на себя. Она бы этого и ожидала, если бы могла заглядывать в прошлое и в будущее. И все равно горевала.

В ту ночь она сидела у себя в комнате, разложив на кровати старые фотографии. Снимки детей, когда те были еще маленькими. Четыре сына и дочь. Одного унесла смерть много лет назад, а теперь и второго у нее отнимают. Она спрятала все фотографии, кроме одной – снимка Тоя в день, когда он уходил в армию. Этот снимок она держала в руках, сидя в кресле и моля Бога еще об одном чуде.

Ей хотелось верить, что чудо свершится. Что она проснется утром, а Той дома. Эрли Микс попивает кофе у них на кухне и говорит, что никакого дела возбуждать не станут, потому что Рас Белинджер заслуживал смерти, и неважно, чьих это рук дело.

Но Калла не так наивна. Сегодня им уже было даровано чудо, великое чудо, а она просит еще об одном. Надо думать, великие чудеса – товар штучный, на всех просящих не хватит.

Калла не ошиблась насчет Блэйда. Он ушел на другое утро, когда все еще спали. Сэмюэль и Уиллади тревожились о нем, хотели убедиться, что ничего не случилось, но о том, чтобы Сэмюэлю поехать к Белинджерам, не могло быть и речи, а Уиллади он бы не отпустил, да она и не думала отходить от постели Сван. Нобл и Бэнвилл вызвались пойти на ферму, но Сэмюэль и Уиллади не разрешили.

В итоге к Белинджерам отправилась Калла. Никто в целом мире ей не указ. Подвезти ее она тоже никому не позволила. Позвонила шерифу и узнала, что увидеться с Тоем разрешат лишь во второй половине дня, после того как будет официально предъявлено обвинение, – и пошла пешком, вскоре после завтрака. Закрыла дверь и поковыляла по дороге. Шаг, другой, третий…