Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

Пока ему везло — облака плыли высоко, роняя на землю мелкие снежинки. Утром пятого дня Атувье за­беспокоился — с востока, оттуда, где, он знал, находится большое-большое море, надвигалась темная, хмурая стена облаков. Атувье поднялся на вершину сопки, у подножия которой он ночевал, и тут же успокоился — недалеко ушел от «расколотой» сопки. Вон она. А за ней — срезан­ная... Атувье, обдуваемый злым сильным ветром, пересек вершину и посмотрел вниз. Ой-е! Добрые духи сжали­лись над ним — он увидел, как по белой долине бежало стадо оленей! Нет, не стадо, а всего лишь косяк, голов в четыре раза по десять, а может, немного больше. Впереди косяка (Атувье хорошо это видел) бежал длинноногий бол ьш ерогий темный олень. Замыкал косяк тоже длинноногий, но совершенно белый олень с одним рогом, «Это же ездовой олень!—удивился Атувье и снова по­смотрел на темного, бол ьш ерогого.— А это... сохжой! Ди­кий бык. Ой-е, неужели... сохжой отбил косяк... домаш­них важенок? Мне здорово повезло!» — возликовал Ату­вье. Но радость тут же стала угасать. Если это домашний косяк, то его наверняка будут искать пастухи, и тогда... Тогда не будет никакой охоты.

Косяк убегал все дальше и дальше, а поникший Ату­вье, усевшись на камень, все смотрел и смотрел ему вслед. Но тут его словно кто-то подбросил. «Почему я сижу? Вон надвигается темная туча. Будет пурга. Да-да, сейчас начнется пурга, а за косяком не гонятся ни соба­ки, ни люди. Ой-е, даже если за оленями и идут пастухи, то они скоро потеряют их след. Снег укроет следы. А я? Я побегу по свежему следу и не потеряю косяк. Не потеряю. Ой-е, добрые духи помогли мне — я отобью де­сяток важенок и пригоню их в яяну! Домашние важенки без сохжоя не разбегутся, я сумею пригнать их домой».

— Добрые духи, помогите мне, и я принесу вам в дар одну важенку! — крикнул он и начал торопливо спускать­ся вниз. «Скорее, скорее! Темная туча скоро догонит меня».

Охваченный азартом, Атувье побежал по следам оле­ней. Они уже миновали долину и скрылись в распадке двух высоких сопок. Ему стало жарко, он смахнул за спину малахай. Пот застилал глаза, но он бежал и бе жал.

Туча догнала его, когда он уже видел косяк. Белые смерчи сразу пустились в веселую жуткую пляску, и Атувье вскоре потерял из виду оленей. Но оставались следы, и он, замедлив погоню, шел и шел по вспоротому копытами снегу. Ему нельзя было отставать. Сохжой — не домашний бык, и этот косяк — не тот косяк, что отбивается от главного ядра стада, которое стерегут люди. Сохжой — вольный олень, он отбил самок и теперь стре­мится подальше увести их от людей и собак. Дикарь знает, что люди и собаки не захотят уступить ему важе­нок. Они побегут за ним, за его добычей. Да, сохжой — умный олень. Он будет уводить косяк, пока важенки смо­гут бежать. Потом он даст им передышку, чтобы оленухи наелись, и потом снова поведет их туда, где почувствует себя в безопасности. Атувье знал повадки дикарей. Хо­рошо знал и потому старался далеко не отпускать косяк. Подгоняла его и пурга, которая по-шамански завывала, ухала, металась по распадкам, на вершинах сопок, как бешеная белая волчица. И падал, падал на землю белый- белый снег.

Неожиданно на пути Атувье возник белый сугроб без единого следа оленей. Он опешил. Где олени? Где их следы? В этом месте ветер уже нашел длинную прямую дорогу в сопках и потому постарался напакостить чело­веку. Немного успокоившись, Атувье пошел на ветер и вскоре на склоне невысокой сопки увидел следы. Он дога­дался, что сохжой, чтобы н е растерять важенок, решил переждать пургу в тихом месте. А тихое место он может найти где-нибудь на склоне, в узком распадке. Подняв­шись на гребень увала, Атувье догадался, что косяк где- то рядом. Может, там, в низине? Он начал осторожно спускаться с гребня и чуть не наткнулся на белого од­норогого оленя. Тот разгребал копытом снег. Разгребал не очень упрямо — снега было еще совсем мало. Унюхав человека через белую суетящуюся пелену, олень шарах­нулся в сторону и... пропал, словно растаял в мельте­шащих снежинках. Атувье затаил дыхание, открыл рот, чтобы слух обострился. Ой-е, рядом, совсем недалеко, бродят олешки — он уловил такой знакомый стук рогов. Олени часто задевают друг друга рогами. Любят кучно держаться. Особенно в такую погоду. И еще если их кто напугает, насторожит. Что делать? Охотиться в пургу нельзя,— можно упасть с обрыва. Да и какая охота в пур­гу. К тому же можно наткнуться на сохжоя. А если он убежит, то и важенки разбредутся. Приметив куст кед­рача, Атувье наломал веток для «постели», вынул из сум­ки кусок вяленого мяса и начал неторопливо есть. О костре нечего было и думать. Атувье втянулся в свою изношенную, латаную кухлянку и сразу уснул. Пурга начала укрывать его снегом.

Проснулся на рассвете. Выбравшись из-под снега, Атувье протер глаза, встряхнулся и посмотрел туда, где должны были пастись олени. Оленей не было. Остатки сна упорхнули из него, словно испуганные медведем куропатки. Атувье подался вперед, стараясь сквозь снеж­ную плещущую пелену разглядеть хотя бы одного оленя. Оленей не было видно. Атувье бросился в низинку. О счастье! Олени совсем недавно покинули долинку. Их следы еще не успело занести.

Атувье не сразу бросился в погоню. Сын Ивигина был настоящий чаучу, а ноги чаучу никогда не опережают голову. Он быстро развел костерок, набил железную кружку снегом, поставил ее на огонь. Съев последний кусок вяленого мяса, он вместе с заваркой бросил в кружку щепотку мелко изрезанного целебного корня. Чай и мясо придали ему силы, и он быстро побежал по следам ушедшего косяка. Он догонит оленей и обяза­тельно отобьет десяток важенок и пригонит их в яяну. Пригонит. О, хорошая жизнь тогда настанет. Очень хоро­шая. Если у чаучу есть олени, он живет спокойно.

Атувье бежал все дальше и дальше, забыв в азарте, что он не птица, которая может взлететь высоко-высоко и с высоты оглядеть горы и реки. Азарт — плохой про­водник, ибо Атувье все больше удалялся от сопки — мет­ки с «расколотой» вершиной. Он думал только об од­ном — как бы не потерять след оленей. О, хитрый сохжой! Дикарь не давал передышки важенкам, многие из которых уже несли в себе будущих ягнят. Но сохжой не думал об этом. Он, которому не хватило оленух в своем вольном стаде, был сейчас счастлив и горд. Наступит пора любви, и он исполнит то, что велит ему природа,— продолжит род вольных и сильных оленей, украшение этой красивой, суровой земли. А пока самец-дикарь гнал оленух и белого однорогого быка-кастрата подальше от тревожного пастбища. Дикарь почуял запах человека еще ночью, когда обходил кормящихся оленух. Запах шел откуда-то из-под снега, но он все же поймал его. Тревога поселилась в сердце осторожного сохжоя, и едва сквозь мельтешащие снежинки просочился робкий свет, он погнал косяк от опасного места. И вовремя, ибо вскоре его чуткие ноздри поймали слабый запах дыма и другие запахи, которые живут вместе с главным врагом- человеком. (Низовой ветер дул как раз в сторону ухо­дившего косяка, когда Атувье развел костер.) Даже волк, даже росомаха не смогли бы поймать этот запах в снего­пад, но олень-дикарь поймал. У северных оленей чуткие ноздри.