Альберт Иванов - Мир приключений 1986

— А если я тебя бить буду?

— Не имеешь права, — ухмыльнулся Тумба.

— К сожалению, не имею. Права ты свои знаешь.

Тумба, покосившись на запертую дверь, вдруг бросился на Дубинина. У него, вероятно, возникла мысль: с этим одноруким «начальником» он запросто сладит, отберет оружие — и айда на улицу через окно.

— А убивать ты имеешь право? — Дубинин перехватил его руку, и Тумба, описав ногами дугу, плашмя шлепнулся на пол. Вскочил, попытался прорваться к окну. — А Родину предавать, — Дубинин резким ударом вновь сбил верзилу с ног, — имеешь право?

Бандит схватил стул и поднял над головой…

Митин и Никишов ломились в запертую дверь, за которой раздавались шум, вскрики и грохот мебели. Неожиданно все стихло. Затем донеслись голоса и не сразу щелкнул ключ.

— Что тут происходит? — ошалело сказал Митин, влетая в кабинет.

Первое, что бросилось ему в глаза, — Тумба с расквашенным носом. Он суетливо сгребал веником обломки стульев.

— Поднасорилн тут малость, — сказал Дубинин. Лицо у него было в ссадинах.

— Нарушаешь законность! Руки распускаешь! — свирепым шепотом сказал Митин.

— Руку, — уточнил Дубинин.

— Он тут приемчики применял! — гундося, вскричал бандит.

Дубинин сделал к нему шаг, и Тумба поспешно схватил веник, продолжая прерванное дело.

— Объявляй сбор по тревоге, — сказал Дубинин Митину.

Оказалось, что дом, который назвал Тумба, уже проверяли. Еще при Молоткове, когда осматривали все развалины и брошенные жителями дома.

На чердаке была потайная выгородка, которую и не заметишь, если не знаешь о ней. Сделана из старых досок. Стоит сдвинуть одну доску — и попадешь в длинный узкий проем за трубой. Здесь лежали одеяла, тряпье…

— Снова проверить все заброшенные дома, — приказал Дубинин. — Впрочем, не надо… Бандитов наверняка предупредили. В брошенные дома они теперь не сунутся.

— Кто–то у них в городе есть. — Митин поддел йогой консервную банку. — Еда, одежда, жилье… Это, конечно, было с самого начала ясно. Но кто? Кто?

— Может, еще раз допросить арестованного? — Никишов рыскал но чердаку, заглядывая во все закоулки.

— Он больше ничего не знает. Можете мне поверить. Тех, кто им помогает, они так и не видали в лицо. Седой и подросток. Все те же.

— Один убит. Двое бандитов — у нас. На воле теперь четверо из тех семи бежавших, — сказал Митин. — Плюс двое неизвестных.

— Почти то ж на то, — буркнул сержант. — Шестеро.

Парты были сгружены в конце перрона.

— Опоздал… — виновато сказал Пашка, вынырнув из–под вагона. — Вы уже давно?

— Со вчерашнего дня, — с иронией крикнул Валька. — А ну, становись с того краю!

Пашка засуетился и полез в кузов машины. Леля стояла у открытого заднего борта и подавала вниз свертки и узлы, в которых были наспех упакованы ученические пособия.

Теперь дело пошло быстрее. На земле, прямо у железнодорожного полотна, выросла гора школьного имущества.

Разгруженная машина с Пашкой в кузове ушла за новой партией груза.

Валька и Леля присели на кипу географических карт.

Подслеповатый завхоз лазил между тюками, что–то разыскивая и приговаривая себе под нос: «И куда же она задевалась?»

Валентин водил пальцем по карте, разыскивая доселе неизвестное место назначения:

— Вот, смотри. Далеко нам придется ехать. Сибирь.

— А как странно, — сказала Леля. — Вот учились. Опаздывали на уроки. В школу идти не хотелось, учителей ругали. А сегодня проснулась, в школу больше не надо… Сразу жалко стало. А тебе?

— Тоже немножко, — признался Валька. — Только не до школы теперь.

Он встал и вдруг увидел на крышке парты вырезанную надпись: «Леля + Валентин = ?» Он достал перочинный ножик и принялся ее состругивать.

— Ты чего там делаешь? — Леля заглянула через его плечо, нахмурилась, а потом засмеялась.

— Это Тихонова работа, — проворчал Валька, продолжая стругать.

— А ты оставь, — сказала Леля.

— Зачем? — буркнул он.

— Ну так, на память… — сказала Леля. — Я ведь никуда не поеду. Если город оставят и меня не возьмут в партизаны, я сама буду!.. Я уже решила.

— Решила она… — Валька захлопнул крышку. — Сама… Хочешь, чтоб тебя в Германию заграбастали — арбайтен, да?

— А меня папа из нагана учил стрелять. Я умею, из винтовки тоже умею!

— Умеет! Тебе уж лучше в госпиталь!

— Я даже палец не умею перевязать и очень крови боюсь. Понимаешь, — сказала она, — если бы отец на фронте погиб, все же не так обидно было бы. Говорят, из милиции скоро всех на фронт мобилизуют. Не дождался…

Подъехала машина. С нее соскочили мальчишки и девчонки, мигом разгрузили приборы физкабинета, каждый стал искать свою парту. Наконец все парты оказались у своих хозяев, и получилось так, что их расставили у путей на снегу в том же порядке, как и в классе.

Только стол достался завхозу, он сел на него и, положив перед собой полевую сумку с бумагами, что–то писал, беззвучно шевеля губами.

Из школы примчался запыхавшийся Юрка.

— Слыхали, что делается, а? — заорал он, размахивая глобусом. — Немцы совсем рядом, на дороге неразбериха!

— Сам ты неразбериха, — перебила его Леля. — Лучше пораньше пришел бы помочь, как договаривались. Явился — не запылился! Паникер!

— Я глобус принес, — растерянно сказал Тихонов. — И никакой паники с моей стороны нет. Я, наоборот, призываю всех к организованности!

Он вскочил на стол, рядом с завхозом, и обвел всех гордым взглядом.

— Вот послушайте! Мои последние стихи: «Призыв»! — И начал декламировать, взмахивая рукой:

Проклятые фашистские руки тянутся к нам!

Слышны орудий раскаты то тут, то там!

Но рано трубят победу фашистские трубачи!

Найдут себе могилу у нас палачи!

Юрка спрыгнул со стола, завхоз чуть не упал и тут только заметил «поэта».

— Бестолочь некультурная! Что ты ножищами по столу топаешь?

— Я… — начал опешивший Тихонов.

— Ты, а кто же!

Ребята невольно засмеялись. Юрка разозлился и перешел в наступление:

— А вы сами–то сидите на столе!

— Да, я сижу, у меня пальто драповое, а у тебя калоши!

Вдали на перроне появилась маленькая фигурка директора школы — учительницы по литературе Марии Николаевны. Стуча каблучками, она приближалась, как бы вырастая, и вот уже можно было разглядеть строгие очки, конопатый нос и большие желтые пуговицы на пальтишке. Рядом с Марией Николаевной шел бывший школьный военрук Дубинин.

Класс притих и встал из–за парт, словно на уроке. Завхоз стал показывать директору какие–то бумаги. Мария Николаевна кивнула ребятам, и они сели.

— Тихонов, у тебя что по литературе? — шепотом спросил Пашка с задней парты.

— «Посредственно», а что?