Жюль Верн - Тайна Вильгельма Шторица

Капитан Харалан рванулся навстречу шарабану с явным намерением остановить его и поквитаться с невидимым возницей.

Народу было много. В упряжку полетели камни. Из магазина на углу улицы Князя Милоша раздались мушкетные [169] [169] Мушкет — фитильное крупнокалиберное ружье, изобретенное в XVI веке, из которого стреляли с подставки. выстрелы.

Одна из лошадей упала, пораженная пулей в бедро.

Тут же на нее навалилась толпа, люди хватались за колеса, упряжь, оглобли, сотни рук тянулись, чтобы схватить и растерзать Вильгельма Шторица. Они ловили пустоту. По-видимому, незримый возница успел спрыгнуть с шарабана и раствориться в толпе еще до того, как экипаж опрокинулся.

Однако тревога оказалась напрасной. Вскоре появился хозяин лошадей, крестьянин, приехавший в город из пушты и остановившийся на рынке Коломан. Он зашел в трактир пропустить рюмочку, другую… Беспризорные лошади умчались. Крестьянин был в отчаянии, увидев раненое животное. Но рассвирепевшая толпа ничего не желала слушать. Бедняге пришел бы конец — его растерзали бы, но мы с Хараланом защитили его.

Мы продолжили свой путь.

Месье Штепарк уже знал о происшествии на улице Князя Милоша.

— Город совершенно очумел,— произнес он с грустью.— То ли еще будет!

Я задал обычный вопрос:

— Нет ли чего новенького?…

— Есть,— сообщил детектив.— Вильгельм Шториц сейчас в Шпремберге.

— В Шпремберге! — закричал капитан Харалан, обратившись ко мне.— Едем! Вы мне обещали!

Я растерялся, ибо ни секунды не сомневался в бесполезности поездки.

— Погодите, капитан,— вмешался месье Штепарк,— я с минуты на минуту жду подтверждения этой информации из Шпремберга.

Через полчаса дневальный подал начальнику полиции пакет, доставленный гонцом. Увы, новость не подтвердилась. Мало того, в Шпремберге полагали, что Шториц Рагза не покидал.

Прошло еще два дня. Мира по-прежнему лежала без памяти. Брат казался спокойнее. Я ждал случая поговорить с месье Родерихом об отъезде.

Четырнадцатое июня оказалось более тревожным, чем предыдущие дни. На сей раз власти ощутили неспособность удерживать толпу, распаленную до предела.

Около одиннадцати часов я прогуливался по набережной Баттиани. До моих ушей долетели выкрики:

— Он вернулся!… Он вернулся!…

Кто он, было ясно. Двое-трое прохожих охотно откликнулись на мои расспросы.

— Только что видели дым над его крышей! — сообщил один.

— Его физиономия мелькнула в окнах бельведера,— заявил другой…

Желая проверить сказанное, я поспешил к бульвару Текей, сомневаясь, что Вильгельм Шториц позволил обнаружить себя.

Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Тысячи людей плотным кольцом оцепили ненавистный дом, теснились на прилегающих улицах. Полицейские кордоны напрасно пытались сдержать напор прибывающей толпы. Мужчины и женщины требовали смерти негодяю.

Как могла полиция сладить с таким скоплением возмущенного народа, осаждавшего дом столь плотно, что, находись Шториц там, ему не удалось бы незаметно выбраться. Впрочем, если Вильгельма Шторица вправду заметили в окнах бельведера, значит, он был в своей материальной оболочке. Прежде чем он превратится в невидимку, его схватят, и на этот раз ему не уйти от возмездия.

Несмотря на противодействие полиции, толпа ворвалась в дом, круша все на своем пути. Двери и окна повыбивали, разломали и расшвыряли мебель по саду и по двору, разбили вдребезги лабораторную аппаратуру. В цокольном этаже заплясал огонь. Веселое пламя добралось до следующего, столбом взвилось над крышей, рассыпая вокруг золотые искры… Бельведер рухнул в пекло.

Но Вильгельма Шторица не удалось обнаружить.

Пожар вспыхнул в нескольких местах и методично пожирал то, что осталось от дома. Через час на месте усадьбы Шторица дымилось пепелище.

Может, оно и к лучшему, что граждане разорили особняк. Хоть это успокоит народ, и в Рагзе поверят, что преступник, хотя и невидимый, погиб в огне…

После разрушения дома Шторица в городе действительно стало спокойнее. Жизнь входила в привычную колею. Как я и предполагал, большинство склонялось к мысли, что проклятый колдун сгорел. Но, обыскивая руины [170] [170] Руины — развалины. и разгребая золу, мы не нашли ничего, подтверждающего, что Вильгельм Шториц мертв. Боюсь, что он схоронился в таком месте, где огонь его не достал.

К несчастью, в доме Родерихов все оставалось без изменений. Бедная больная не поправилась. Лишенная сознания, безучастная к заботам, Мира никого не узнавала. И врачи не давали никакой надежды.

Между тем физическое состояние девушки, в отличие от психического, было не столь дурным. Опасность для жизни миновала. Распластавшись на постели, Мира почти не двигалась. Прекрасное лицо поражало мертвенной бледностью. Когда ее пытались приподнять, из груди вырывались рыдания, в глазах светился ужас, пальцы судорожно сжимались, с губ слетали бессвязные неразборчивые слова. Быть может, в затемненном сознании возникали ужасные сцены венчания, и в ушах ее вновь звучали угрозы? Если это так, то можно надеяться на просветление ее рассудка.

Понятно, дорогой читатель, состояние несчастного семейства. Мой брат все время проводил возле Миры вместе с доктором и тещей, собственноручно кормил больную, жадно ловил каждый проблеск сознания в ее глазах. Увы, тщетно!

После полудня шестнадцатого мая мне вздумалось прогуляться по правому берегу Дуная. Я давно замышлял такую экскурсию, но обстоятельства препятствовали этому, да и настроение для прогулок было неподходящим. Я направился к мосту, пересек остров Швендор и ступил на сербский берег.

Прогулка затянулась. Время летело незаметно. Башенные часы пробили половину восьмого. Пообедав в сербском кабачке, я вернулся к мосту. Не знаю, какая муха меня укусила, но, вместо того чтобы идти домой, я свернул на центральную аллею острова Швендор. Едва я сделал десяток шагов, как наткнулся на месье Штепарка. Он присоединился ко мне. Естественно, тут же завязался разговор на тему, занимавшую обоих. Минут за двадцать мы оказались на северной окраине острова. Темнело. Лавочки и аттракционы закрылись. Пора было возвращаться в город. Парк совершенно опустел. Неожиданно до нас донеслись обрывки разговора. Голос одного из говорящих показался мне знакомым. Я застыл на месте, схватив за рукав спутника. Тот с недоумением посмотрел на меня. Я тихо прошептал ему на ухо:

— Тсс! Вы слышите?… Разговор… И этот голос… Клянусь, это Вильгельм Шториц!

— Вильгельм Шториц? — изумленно повторил начальник полиции тоже шепотом.

— Да!

— Кажется, он не заметил нас?…

— Нет… Ночь уравнивает шансы и делает нас тоже невидимыми.