Жюль Верн - Тайна Вильгельма Шторица

Утром двадцать четвертого июня мой брат пришел ко мне. Выглядел он гораздо спокойнее, чем обычно.

— Дорогой Анри, я принял твердое решение. Надеюсь, ты его одобришь.

— Не сомневайся,— заверил я,— будь со мною откровенным. Я знаю, что ты разумный порядочный человек.

— Не только разумный, но и любящий,— вздохнул Марк.— Ты знаешь, Анри, Мира пока лишь наполовину моя жена. Для завершения нашей свадьбы не хватает религиозного освящения, ведь церемонию прервали до произнесения необходимых ритуальных [184] [184] Ритуальный — здесь: следующий заранее установленным порядкам и правилам. слов. Это создает ложную ситуацию, с которой я хочу покончить ради Миры, ради ее семьи. Мы должны обвенчаться.

Я крепко обнял своего брата:

— Понимаю, родной, и не вижу препятствий…

— Если священник и не увидит Миру,— передернул плечами Марк,— то, по крайней мере, услышит от нее, что она согласна назвать меня своим мужем. Не думаю, что это вызовет затруднение для церковных властей.

— Да нет же, милый,— поддержал я юношу,— я убежден, что не вызовет, и беру на себя все хлопоты.

Сначала я обратился к приходскому священнику, настоятелю кафедрального собора, который выполнял обряд венчания, так кощунственно прерванный хулиганом-невидимкой. Почтенный старец ответил, что ситуация уже предварительно изучалась, и архиепископ Рагза вынес благоприятное решение. Хотя невеста и невидима, но жива и здорова, следовательно, способна принять таинства брака. Можно назначать церемонию на ближайшие дни.

Выбрали второе июля.

Накануне Мира повторила мне то, что однажды уже говорила:

— Не забудьте, Анри, это состоится завтра!

Продолжение свадьбы, как и ее начало, проходило в кафедральном соборе Сент-Михай при тех же обстоятельствах, при тех же свидетелях, тех же друзьях и гостях, при том же стечении народа. Допускаю, что острое любопытство подогревало всеобщий интерес к этому необычному венчанию. Безусловно, призраки страха давали о себе знать, ведь прошло еще слишком немного времени… Вильгельм Шториц мертв. Его слуги Германа тоже нет на белом свете. Однако многие горожане беспокоились, не будет ли и эта церемония прервана каким-либо чародейством…

И вот снова жених и невеста перед алтарем. Присутствующие лишены возможности полюбоваться божественной красотой девушки — место невесты кажется пустым.

Но Марк держит невидимую руку Миры на весу и обращен к ней счастливым взволнованным лицом.

Позади молодых разместились прежние свидетели: судья Нейман, капитан Харалан, лейтенант Армгард и я; здесь же месье и мадам Родерихи. Коленопреклоненная бедная мать молит Всевышнего о чуде для своей дочери. Знатные люди города, друзья заполнили большой неф, по бокам несметное множество народу.

Раздается торжественный колокольный звон. На хорах стихают. Появляется настоятель и его свита. Начинается брачная церемония. Хрустальные голоса детской капеллы [185] [185] Капелла — здесь: хор, поющий без музыкального сопровождения. , как ангельское пение, звучат под куполом собора.

Во время процедуры дароприношения присутствующие видят Марка, бережно подводящего невидимую невесту к первой ступени алтаря и так же бережно отводящего ее на место после того, как пожертвование упало в копилку церковного служителя.

Завершив мессу, старый священник спрашивает:

— Мира Родерих, вы здесь?

— Да, я здесь,— звучит звонкий и чистый голос.

Затем обращается к Марку:

— Марк Видаль, согласны ли вы взять в жены присутствующую здесь Миру Родерих?

— Согласен,— отвечает Марк.

— Мира Родерих, согласны ли вы взять в мужья присутствующего здесь Марка Видаля?

— Согласна,— отвечает невеста, и голос ее хорошо слышен всем.

— Марк Видаль и Мира Родерих,— провозглашает святой отец,— объявляю вас соединенными таинствами брака!

После церемонии толпы любопытных спешат занять места по обочинам дороги, по которой проследуют молодожены. Не слышно обычного в таких случаях галдежа, все вытягивают шеи в надежде увидеть хоть что-нибудь. Никто не уступает своего места поближе к дороге, но и в первом ряду быть никому не хочется. С одной стороны, зевак подталкивает неуемное любопытство, с другой — сдерживает суеверный страх.

Молодожены, свидетели и ближайшие друзья, проходя как сквозь строй, между молчаливыми любопытными, направляются в ризницу. Там в книге записей молодые оставляют свои автографы.

Рука, отчетливо выводящая на бумаге имя Миры Видаль никому не видна, и никто никогда ее не увидит. Чуда не произошло!

Такою печальной и радостной, конечно, была развязка истории, которую я решился рассказать, любезный читатель! Понимаю, она кажется невероятной, но в этом не моя вина. История эта подлинна, хотя совершенно уникальна; как среди событий прошлого, так, надеюсь, и в будущем она останется неповторимой и единственной в своем роде.

Разумеется, молодые отказались от идеи свадебного путешествия, и во Францию я вернусь один. Оправдались мои опасения, что любимый брат редко сможет навещать меня и окончательно осядет в Рагзе. Это огорчало меня, но пришлось смириться.

Конечно, молодоженам необходимо жить у родителей Миры. Ситуация с недостатком, если так можно выразиться о невидимости, молодой женщины, как вы понимаете, неординарна и требовала внимания, заботы не только мужа, но и любящих родителей, а также привычного окружения.

Время залечивает раны. Марк потихоньку привыкал к такому образу жизни. Мира изобретательно создавала иллюзию [186] [186] Иллюзия — здесь: обман чувств, нечто кажущееся. своего присутствия. Она была душой дома и такой же необходимой и невидимой, как душа.

Впрочем, остался ее великолепный портрет, написанный Марком в период сватовства. Мира любила посидеть возле этого полотна, и голос ее в такие минуты звучал успокоительно:

— Дорогие мои, я здесь! И вы меня видите, как я сама вижу себя!

После свадьбы я провел еще несколько недель в Рагзе, живя в доме Родерихов в тесной и трогательной дружбе с семейством, перенесшим столько испытаний. Я не без грусти думал о приближающемся дне разлуки, которая обещала быть долгой. И день этот с неизбежностью рока [187] [187] Рок — несчастливая судьба. настал.

Я возвратился в Париж и с головой погрузился в свои профессиональные дела, более захватывающие, чем может показаться кому-нибудь. Но события, в которых волею судеб довелось мне участвовать, хотя мне и была отведена второстепенная роль, были слишком необычны, чтобы мои занятия могли полностью вытеснить их из памяти. Не проходило дня, чтобы я мысленно не переносился в Рагз к брату и невестке, таким далеким и близким одновременно.