Николай Борисов - Укразия

— Большевик, — произнес Джон.

Галайда так сжал руку Джона, что тот тряхнул пальцами и улыбнулся во весь рот.

— Рабочая рука… Большевик… — И засмеялся. Галайда тронул Джона за плечо.

— Ну, останови пока что. К рыбалке пойду.

Пожал руку обоим и отошел во тьму… А потом из тумана голос.

— Когда буду в безопасности — свистну. Автомобиль отъехал в сторону.

Джон вынул из кармана пачку денег, завернутых в подписной лист, и сунул их Кате.

Катя недоумевающе развернула пакет и вздрогнула.

— Деньги!

— Yes. От рабочих Англии.

Полоса света уличных фонарей осветила автомобиль. Катя развернула бумагу.

Джон, увидя немного изумленное лицо, поспешил на помощь.

— Товарищ… Это так… Пролетарии всех…

— Я большевик… — радостно ткнул он себя пальцем в грудь.

Мимо прошел офицерский патруль.

— Пропуск.

— Вот! — и Джон ткнул автомобильный пропуск.

Галайда быстро шел по переулку. Высокие стены не давали возможности перемахнуть через них… Темно… Впереди кто-то чиркнул спичкой, закуривая папиросу. На мгновение блеснул погон.

Галайда повернул обратно, но налетел на камень… Выстрел…

Пуля чмокнула около. Галайда прижался к стене… К нему шли…

Мгновение выждал, бросился бежать зигзагами по улице. Переулок… другой…

Патруль бросился на выстрел.

Галайда очутился замкнутым с двух сторон. Он метался из одного переулка в другой, наталкивался на выстрелы и бежал обратно.

Новый переулок…

Тупик.

Галайда остановился… Он решил задушить первого. Тихо, неслышно крался из тупика вдоль стены, щупая рукой камни.

Выстрелы приближались, заставляя напряженно биться сердце Кати и Джона.

Под рукой Галайды провал.

Момент — и он был по ту сторону забора. Отбежал. Остановился. И, заложив пальцы в рот, свистнул. Выстрелы… Но патрулям не под силу было найти уже Галайду. Он бежал к морю.

— Свист, — сказала Катя, — едем.

Позади них, в глубине улицы, мчались прямо на них два глаза… Приближались с каждым мгновением…

— Это Энгер. Я чувствую, — крикнула Катя, — скорей, скорей…

Автомобиль тронулся.

Глаза приближались неумолимо быстро.

— Нам не хватит бензина, — сказал Джон.

По Французскому бульвару мчались друг за другом автомобили.

Ночь не давала никому увидеть, кто в них сидит. Шофер № 6341 старался лучами глаз попасть на номер автомобиля.

Мгновение, и Энгер прочитал выхваченный светом номер.

— 7892.

Автомобиль Энгера пролетел мимо. Катя выстрелила из браунинга… Несколько выстрелов…

Пуля оцарапала шею Энгера, а другая убила шофера. И автомобиль, не управляемый никем, налетел на фонарь, погнул его и, сломав радиатор, остановился.

Энгер выскочил из автомобиля и в момент, когда мимо пролетел автомобиль Джона, выстрелил. Тьма… Автомобиль промчался.

Макаров измучился, взгляды его нервировали, он в каждом читал подозрение. А Кати все нет и нет.

Катя появилась. Он вздрогнул. Пошел. Навстречу добродушный Каменщиков, только что протрезвивший голову ушатом воды. Остановился.

И, дружески похлопывая Макарова по плечу, произнес:

— А я, батенька, где-то тебя видел…

Макаров, улыбнувшись во весь рот и приветливо похлопывая его по плечу, ответил:

— Ну, как же, у Робина, наверное.

Не удался номер Каменщикова, не так легко поймать и смутить подпольника. И он, отойдя к трем офицерам контрразведчикам, указывая глазами на Макарова, сказал:

— Он здесь с женщиной. Следите за ним в оба. При выходе арестуйте.

Макаров понял все. Подозвал Тзень-Фу-Синя и, раскрыв бумажник, вынул «колокольчик». Развернул его и нашел в нем записку.

«Не старайтесь узнать меня. Открыться организации сейчас не могу. Под павлинами (ширма) пакет для армии.

Три пары глаз впились в Макарова. Он понял, что в этот момент сделал промах. Но железная уверенность в своей силе и превосходстве вернула ему обычное хладнокровие. Усмехнувшись, дав на чай китайцу, он спокойно разорвал записку и, скомкав ее, проглотил, а потом, улыбаясь трем офицерам, запил вином.

— Какая наглость, — возмутился Каменщиков.

Катя сидела в ложе Ван-Рооза. Тот спокойно посасывал трубку, цедя слова.

— Стены имеют глаза и уши. Сиди спокойно.

Вошел Тзень-Фу-Синь, принес трубку и, подавая ее Ван-Роозу, сказал:

— Англичанин арестован.

Катя вздрогнула, Ван-Рооз спокойно погладил ее по руке.

— Сиди спокойно. У него большие друзья, но тебе надо уйти.

Катя приподнялась и увидела через занавесь проходящего Макарова.

Глаза встретились… Момент… Макаров ушел далее, разговаривая с приставшим к нему офицером.

Каменщиков, отведя в сторону поручика и указывая глазами на Макарова, сказал:

— Этого в расход. Понимаете?

— Сейчас?

— На улице… на улице, батенька.

И, увидя проходящую мимо Катю, весь улыбаясь, пошел за ней.

Бросив провокатора перед автомобилем, Горбов снова встретился с товарищем на следующем углу улицы.

— Это проехал проклятый Энгер.

— Я думаю завернуть к курильне.

— Зачем?

— На всякий случай, их ведь только двое…

И разошлись… Горбов пошел к курильне, и другой в типографию набирать прокламации.

Сколько печатали прокламаций, сколько расклеивали? А эти серые листки шероховатой бумаги с серыми буквами «Товарищи рабочие» создали панику в городе. Город не дышал, со дня на день ожидая переворота… Военные власти теряли голову, теряли самообладание, теряли власть как над населением, так и над гарнизоном.

И сейчас подпольный город не спал.

Где-то выкапывали оружие, куда-то носились патроны, где-то формировались дружины, рассеянные по всей окраине, чтобы в один момент соединиться в несокрушимую лавину революционной массы.

Горбов вою жизнь мечтал о маузере. Не о револьвере, не просто о нагане, нет, о маузере, о маузере в деревянной кобуре, маузере, стреляющем, как винтовка.

Эта тайная мысль и гнала его к курильне в надежде натолкнуться на офицера с маузером.

Мимо него проплелся извозчик с двумя офицерами.

Ветер разгонял туман. И еще час, час ночной тьмы, а потом рассвет.

Катя пробежала, улыбаясь офицерам, через зал, коридор, ложи. Сердце забилось. На стуле сидел прямой каменный Энгер, которому другой офицер делал перевязку.

Затаив дыхание, проверила браунинг и прошла мимо.

Ван-Рооз, вышедший откуда-то сбоку, успел шепнуть:

— Смелее…

Энгер, скользнув взглядом по Кате, кивком пальца подозвал китайца.

— Кто эта женщина? Улыбка. Глубокий поклон.

— Ван-Рооз знает всех своих гостей… О тебе он знает, что ты храбрый офицер, а о ней, что она красивая женщина.