Юлия Власова - Каллиграфия

— Ты льстишь ей таким описаньем. Это наша студентка, по фамилии, кажется, Веку. Мои ученики ее не жаловали, а Джулия так и вовсе считала своим смертельным врагом. Видимо, неспроста…

— Крис, нужно немедленно что-то предпринять, иначе мы погибнем! Моррис не из тех, кто сдается, понимаешь?! Он пойдет до конца! И как бы мы ни уворачивались, как бы ни изловчались, он поймает нас, поймает и прихлопнет!

— Я уже обо всем подумал, — спокойно сказал Кимура. — Нам нужно съехать от Актеона.

— Ага, а еще сменить имена и сделать пластическую операцию, — От Люси повеяло скепсисом.

— Да нет же, нет! Привечая нас, Актеон действительно подвергается серьезной опасности, а уехав, мы отведем угрозу и от себя, и от него. У нашего друга и так сейчас нестабильное материальное положение — лишние рты ему только в тягость.

— Что верно, то верно, — пробормотала Люси, сплетая и расплетая пальцы. — Ко всему прочему, на вашем счету уже есть невинная жертва. Джейн упоминала некоего Анджелоса…

— Честное слово, на что рассчитывала эта парочка, устраивая поджог? — вознегодовал Кимура. — На то, что мы будем сидеть сложа руки и покорно ждать, пока огонь не превратит нас в барбекю?!

Люси промолчала, исподлобья взглянув на него.

«Что побудило Аннет Веку примкнуть к этому негодяю Туоно?! — гадал Кимура, погрузившись в раздумья. — Либо он ее запугал и она еще не поняла, какую учинила гнусность, либо у нее имеются собственные мотивы и она желает нашей смерти столь же сознательно, сколь и истово. А если так, то ни Моррису, ни Туоно не раздобыть средства более могучего и оружия более сокрушительного, чем Аннет. Человек, затаивший злобу и давший ей укорениться в своем сердце, в разы опасней человека хладнокровного и расчетливого».

Люси медленно вела машину по бездорожью, прямо к винограднику. Стелясь по капоту и поглаживая дверцы, зашуршали широкие шершавые листья лоз.

— Актеон не будет возражать, если я оставлю ее здесь, — сказала она, выключив двигатель. — Он даже и не узнает. Мы покинем это место завтра утром. Я напишу прощальную записку.

— Да-да, — безучастно проговорил Кристиан. Мысль о том, что придется уехать, впервые тяготила его. Будущее представлялось ему размытым и неопределенным; им опять, как тогда, на плоскогорье, негде будет приклонить голову; в каждом рабочем, в каждом простолюдине им будет чудиться Туоно, и разящая десница рано или поздно занесет над ними клинок.

«Наши страхи делают полдела за наших врагов, — усмехнувшись, подумал Кимура. — Стоит поддаться страхам, как ты уже одной ногой в могиле…»

— Люси! — окликнул он, когда они продирались сквозь заросли. — Люси… Не говори никому, почему мы уезжаем. Если спросят, скажи, что долгие походы излечивают лучше всякого лекарства. И ни слова о мафии.

— Понятно.

Виноградник от виллы отделяла полоса плотно посаженных кустарников, молодых, гнутких фикусов и поросли дрока. Люси шла бойко, не озираясь, и ветки то и дело хлестали Кристиана по щекам.

«Я доверяю ей больше, чем кому-либо, а ведь и у нее-то рыльце в пушку, — думал он. — С таким же успехом я мог бы поведать о своих планах Моррису… Хотя нет, ей ведь тоже грозит расправа, оттого она и боится. Нет, она не предаст».

«Правда, она может приревновать к Джулии, — рассуждал он, пересекая площадку для мини-гольфа, — если уже не ревнует. Нужно объяснить ей, отчего происходит свечение и почему я прибегаю именно к такому методу врачевания; убедить ее, что между мною и Джулией ничего нет».

— Синьор Кимура! Она не сможет! Вы же видели, в каком она состоянии! — заступался за англичанку Франческо, споря с учителем на пороге. — Давайте повременим с походом.

— Никак нельзя. К тому же, путешествие пойдет ей на пользу, — возражал тот. — Я почти уверен, что сейчас она лежит там, у себя, уткнувшись в подушку, и предается беспросветному унынию.

— А как же сад? Разве сад не самое верное средство?

— Не вечно же нам сидеть на шее у Аризу Кей и вешать на нее свои проблемы?! Поднимайся наверх и предупреди, чтобы завтра в шесть утра все были готовы. Актеона я извещу сам.

Актеон воспринял новость довольно-таки бурно и почти целый час допытывался у Кристиана, чем ему не угодил и в чем провинились слуги, строил из себя обиженного и предрекал, что навсегда утратит репутацию гостеприимного хозяина.

— Кто, — вопрошал он, конвульсивно тряся руками, — кто теперь остановится в моем жилище?! Все будут показывать пальцем и говорить: вот тот дом, откуда сбежали не только слуги, но и постояльцы. Не диво, если в скором времени я буду попивать кофе в компании пауков и моей верной Люси, а гостевые комнаты облюбует моль!

— Люси тоже уезжает.

— Как?! — вскричал грек, покрываясь пятнами. — Она не может, не имеет права! Так и передай: никуда я ее не отпущу. Если вы заразились, как ты пошутил, духом путешествий, то извольте мою Люси в это не впутывать!

Кристиан решил, во что бы то ни стало, не открывать Актеону истинного положения вещей. Узнай грек о нависшей над его друзьями опасности, его бы не остановили уже ни просьбы, ни увещевания, и полиция уже была бы в курсе всех дел. А полиция мафию только раззадорит да заставит действовать сгоряча. Что Моррису запреты? Что ему угрозы? Люди в форме для него что садоводы-неумельцы: они землеройку лопатой, а землеройка — в нору. Выроет себе обходной путь и чище, и просторнее.

— Итак, ты по-прежнему настаиваешь на своем? — скривив губы, произнес Спиру.

— Это не столько моя прихоть, сколько желание Люси.

— Подтверждаю, — прозвучал металлический голос. Толкнув дверь ногой, помощница Актеона бесцеремонно вошла в кабинет. — Отправиться в путешествие изначально было моей задумкой.

— Что ж, самовольный уход с работы равнозначен прекращению трудового договора. Ты будешь уволена.

— Переживу, — вызывающе ответила та. — А вот Кимура и его студенты не переживут, если после первой трагедии произойдет вторая: Джейн срочно требуется смена обстановки, иначе она зачахнет от тоски. Я, как никто другой, знаю окрестности. Я проведу их самыми живописными маршрутами, познакомлю с утесом Вечности и покажу такие красоты, от которых захватывает дух!

— Ну, наверное… Наверное, ты права, — капитулировал Актеон. — Ай, ладно, да что там! Езжайте, коль вам приспичило! Но чтоб вернулись! Чтоб непременно вернулись!

В шесть утра Франческо был свеж, как огурчик. Дважды сбегал в ванную умыться, сделал гимнастику, уложил рюкзак и бодрым шагом направился в комнату к Джулии и Джейн. За день англичанка так исхудала, как не худеют ни от одной диеты, а бледна была, словно ее год продержали в мрачной пещере.

— Оставьте меня, — надтреснуто произнесла она. — Я никого не хочу видеть.