Андре Лори - Искатели золота

Здесь Генрих Массей остановился, так как волнение сдавило ему горло, и его бедная мать более не могла сдерживаться. Но, оправившись, он продолжал.

— Как я уже сказал, «Лили» направлялась в Аден. Можете себе представить, с каким нетерпением я ждал приезда туда.

Истощив весь запас вопросов, мне оставили время на размышление; и все временно заснувшие страхи охватили меня с новой силой. Где теперь мои дорогие создания? Не погибли ли они в лодках? Или куда их забросило? Первое время я еще не мог сообразить всей тяжести этой разлуки. Но я начал до такой степени терзаться от неизвестности их судьбы, что мне казалось, что я схожу с ума. Только необходимость сдерживаться и не выказать малодушия перед иностранцами поддержала меня в эти тяжелые минуты.

Наконец мы подъезжаем к Адену. Первым долгом я жадно набрасываюсь на газеты…

И опять зоркие глаза мисс Мовбрей первые высмотрели радостное известие. С торжествующим видом она передала мне листок печатной бумаги, в котором помещена была депеша из Занзибара относительно катастрофы «Дюранса». В ней говорилось, что французское судно «Иравади» приняло с лодки около тридцати человек, потерпевших крушение, и что между этими несчастными, которых увезли в Маюнгу, на Мадагаскар, находилась мадам Массей!.. Ах! какие это были минуты!.. Сколько страха и вместе с тем надежды!.. Каково было пережить такие испытания!..

Немедленно было решено, что я отправляюсь в Маюнгу с первым судном, идущим туда. Лорд Ферфильд снабдил меня необходимой суммой, и вот я с вами!..

Господин Хаган и его семья, слушая этот рассказ, переживали все жгучие волнения вместе с мадам Массей, которую они все полюбили как близкую родственницу. Когда дамы удалились, агент с Генрихом отправились в сад покурить и побеседовать еще.

На дружеские вопросы о его планах молодой человек сознался, что его самое большое желание — устроиться так, чтобы иметь возможность вместе с матерью отправиться в Трансвааль.

— Это была цель нашей поездки, — сказал он, — и где бы теперь ни находился отец и дети, они непременно будут стремиться туда, а я убежден, что только в Трансваале мы можем встретиться с ними.

— Я с вами вполне согласен, — ответил господин Хаган. — Но, по-моему, следовало бы остаться тут еще на несколько недель, даже несколько месяцев, чтобы следить за морскими депешами. Куда бы ни забросило лодки «Дюранса» ветрами или течениями, где можно получить скорее всего сведения об этом? Конечно, в Занзибаре или здесь. А потому я и советую вам дождаться их.

— Я с удовольствием останусь пока, только бы мне удалось найти какое-нибудь занятие. Вы сами, конечно, понимаете, что мне не хотелось бы безвозмездно пользоваться, вместе с моей матерью, вашим великодушным гостеприимством.

— Вы хотите работы? На Мадагаскаре только это и требуется. Здесь очень много дел, это еще совсем новый, неустроенный край. Конечно, если бы священные обязанности не призывали вас в Трансвааль, вы бы должны были навсегда поселиться здесь, в Маюнге, как настоящий француз. А теперь поговорим откровенно: какая ваша специальность?

— Я, собственно говоря, металлург, — ответил Генрих, — но в нашем училище изучались и многие другие предметы, родственные с металлургией, — постройки, машины и так далее; я готов, в случае необходимости, быть «инженером на все руки» и могу принять на себя какую угодно должность…

— И вы совершенно правы, — сказал агент с улыбкой, — только с такой решительностью можно восторжествовать над всеми препятствиями. Но будем надеяться, что мы найдем для вас занятия, соответствующие вашим способностям!

Ради чего Гассан повел свой караван к восточному берегу Танганьики? Вот чего Жерар никак не мог решить, рассуждая об этом со своей сестрой.

Конечно, первой заботой торговца слоновой костью было выгодно сбыть свой товар. Раньше для этой цели они обыкновенно следовали по Нилу в Бербер, Донголу и Хартум; но когда там произошло суданское восстание и дорога к Египту и Азии для торговцев закрылась, они перенесли свою торговлю в Страну Озер, которая постепенно превратилась в центральный рынок всей Восточной Африки.

Этот край граничит с английскими владениями со стороны озера Виктория-Нианца, направо от Танганьики — немецкие владения; с юга Сомали — находится во власти итальянцев. Все эти европейские нации всячески стараются препятствовать торговле невольниками, которая часто ведется заодно с торговлей слоновой костью.

Но Гассан был слишком опытен в этих делах, чтобы придавать большое значение дипломатическому разделу Африки. Он знал, что европейская полиция не могла уследить за ним; да, кроме того, ему известны были такие дороги, которых европейцы не могли знать.

А потому, выбрав в лесу самое глухое место, он раскинул там лагерь и, оставив большую часть своей добычи под надзором Рурука и догов, отправился с пятью-шестью арабами к озеру, где выбрал местечко для своего товара.

Затем он велел выкопать здесь глубокую яму и в течение нескольких дней перенес в нее весь запас слоновой кости. Покончив с этой работой, он оставил в лагере своих спутников и ушел один сбывать товар.

Судя по всему, он весьма удачно повел дело, так как немецкие негоцианты Танганьики не особенно интересовались происхождением и способом перенесения предлагаемого им ценного товара.

Дней через шесть Гассан возвратился с торжествующим видом, подталкивая осла, навьюченного мешками, от которых послышался металлический звон в ту минуту, когда Рурук помогал ему перетаскивать деньги в его палатку.

Вот все, что знали пленники. Возникал вопрос: что же будет дальше? И это скоро выяснилось.

На другой день караван опять собрался в дорогу, захватив предварительно из склада новые тюки товаров, состоявших из бумажных тканей и домашней утвари. Шествие продолжалось к югу. Через двадцать дней пути караван раскинул палатки на северной стороне небольшого озера Рикуда.

С этого момента Гассан перестал избегать заселенных мест и даже снял цепи со всех невольников. Он знал, что теперь они не убегут, так как в этой стране им решительно все было незнакомо.

Ежедневные хождения по рынкам кончились тем, что Гассан, отличавшийся обыкновенно своей умеренностью, начал напиваться, как простой негр, позабыв о своем караване; он возвращался в лагерь, шатаясь, с воспаленным лицом и мутными глазами. Вскоре банановая водка расшатала его здоровье: с ним начали случаться приступы жестокой лихорадки. То его сильно знобило, то бросало в жар, он насилу волочил за собой ноги; двигаться он мог только на осле, в полусознательном состоянии. Рурук, находившийся до этого времени под его влиянием, как человека с высшим умом, делался понемногу начальником жалкой группы, следствием чего было падение дисциплины, невзирая на его жестокие меры.