Елена Крюкова - Золото

Серега пошел красными пятнами. Моника сидела, как завороженная: вот это дает русская поп-стар! Славка глядела большими глазами, мордочка у нее была отчего-то грустная и кислая, будто она выпила яблочного уксуса. Серега вспомнил: она клялась и божилась, что охмурит московского залетика. Эх, повариха, повариха… До чего вы наивны все, провинциальные девчонки… Проживешь ты, Славка, где-нибудь в Керчи или Феодосии, в Судаке или Джанкое столовской стряпухой, кафешной судомойкой, да так и помрешь на пороге портовой забегаловки… Эх… Светлана, не глядя, не сознавая, вцепилась в руку Ежика. Что он творит, этот Андрон! Что творит! Вот оно, настоящее искусство, Светланка, оказывается. Не твой мрачный рок. А вот эта вызывающая, захлебывающаяся в собственной великолепной пошлятине попса, так понятная всем, так быстро съедаемая, сжираемая всеми, так лежащая на поверхности – бери и жри, хватай и пей, и денег не жалей! Одноразовый шприц! Сладкая дешевка! Пирожок с цианистым калием за три рубля! Налетай, с пылу-с жару!

– Три черных тюльпана ты мне подарила, и три черных ночи тебе я подарил! – надсаживался Андрон. – Ты чертова стерва! Меня ты любила! И я тебя, сука, сегодня убил!

– Нынешний вариант Кармен, – пробормотал Колька Страхов, – любил, убил… Как бы тебя самого не убили, парень… уж больно ты бешеный…

Светлана все крепче сжимала руку замершего от страха и счастья Ежика. Она отзывалась на все вскрики и выгибанья Андрона всем телом, она молча, напрягая связки, повторяя за ним мелодии, пела вместе с ним. Сколько сил он тратит! Что за ужасный репертуар! Адская смесь дурьей попсы, дерзости рока, ритмичного чесанья языком, как в рэпе. Черный коктейль. Неужели это и есть эстрада Нового века?! А как было там, давно, в тех колодцах времен, куда и заглянуть было страшно?.. «Хлеба и зрелищ!» – кричали римляне в вонючих, усыпанных опилками и огрызками цирках, где пахло львиной мочой и пролитым из бурдюков вином, а еще кровью – дикие звери загрызали живых людей, бедных христиан или проклятых рабов, – и римлянам их кесарь давал сполна и хлеба, и зрелищ. Андрон шатнулся, похабно выгнулся, засунул руку между ног, и внезапно Светлана увидала в его глазах – о, даже слегка подкрашенных, и в такую жару краска растаяла, стала стекать с век вниз, по щекам, как черные слезы! – такую боль и печаль, что ей стало страшно. Она чуть приподнялась с земли. Выпустила руку замороженного в задыханьи любви Ежика.

– Меня-а-а убьют!.. И кровь подотрут!.. И кости соберут!.. Лицо раздавят сапогом, а в сердце наблюют!.. – вдруг крикнул Андрон и заломил руки, как античная актерка перед шумящей раковиной амфитеатра. Светлана вздрогнула. Чего это ради он так… ведь это не песня наверняка, этого в тексте нет, она чувствует, знает – это импровизация! В глазах Андрона плясало безумье. Безумен был и античный Орфей. У каждого времени – свой Орфей. Только убийство… убийство – оно всегда одно и то же, во все времена… Князь Всеволод… Там, за спиной, на обрыве – его могила… Кто придет к нему сюда, на могилу?.. Кто прошепчет над ним молитву, кто его отпоет в церкви?.. Он же был совсем одинокий, а они все и не знали… «Приеду в Москву – закажу панихиду по рабу Божьему Всеволоду», – подумала Светлана, и тут Андрон упал. Он упал плашмя на землю и застыл. Как мертвый. Он изображал мертвого, это было ясно. А может… а вдруг?!..

Коля Страхов медленно, лениво захлопал в ладоши в наступившей тишине, нарушаемой лишь легким свистом ветра. Серега Ковалев бросился к распростертому на земле смуглому телу, залитому, будто маслом, блестящим потом.

– Андрон!..

Андрон поднялся, шатаясь. Веки его были красны. У него был вид человека, только что переплывшего Керченский пролив без лодочной страховки и без подкрепленья на плаву витаминами и алкоголем. Он тяжело дышал. Моника, накрутив на палец прядь белых волос, смотрела, как течет по блестящим мускулам его живота пот ручьями. Его растрепанные волосы овином встали вокруг головы. Он небрежно кивнул и глазами, приобретающими снова осмысленное выраженье, презрительно, как всегда, оглядел слушателей.

– Вот и вся песня табунщика, – процедил он, чуть выпятив нижнюю губу. – Премного благодарен собравшимся. Вы… довольны?..

Все вскочили с земли. Кинулись к Андрону. Мужики хлопали его по плечам, трясли ему руку. Женщины отводили взгляд от его встопорщенных плавок, потом опять косились. Андрон сдернул с себя «феньку» с рапаной и надел на шею Ежику.

– Парень, возьми ракушку, просверлишь дырку, будешь свистеть. На моих концертах, – бросил Андрон, задыхаясь.

А в ушах Светланы все стояло: «Меня убьют, и кровь подотрут…» Это вылетело из него внезапно, она же поняла. Кто-нибудь еще… понял?..

– Ну, это дело надо отметить! – Серега был весь красный как рак. – Я припрятал… от похорон Всеволода Ефимыча… три бутылки водки… пошли, выпьем, что ли…

Леон хмыкнул. Дернул головой, откинув прядь засаленных смоляных волос со лба.

– А ты запасливый Винни-Пух, Сергей. Я бы не прочь выпить. Тут с вами, в этой экспедиции, захиреешь совсем без допинга. Давай, двигаем в лагерь. Ты классно поешь, Андрон!

– Ты меня первый раз, что ли, слышишь?.. – Андрон надменно вздернул губу. – Непросвещенный, кролик…

– Просвещенный. Я слышал твои записи. Видел тебя по ящику. У меня нет времени… и денег ходить на концерты. Я бедный Йорик.

– Ты, бедный Йорик!.. знаешь, какое сейчас самое прибыльное дельце?.. Иди знаешь куда?.. Работать шпионом. Шпионы сейчас много получать будут. Шпионы и менты. Ментовское время сейчас наступит, фээсбэшное. Что по нищим экспедициям мотаешься, подавайся-ка ты в менты, в шпионы… или в шоу-бизнес. Есть у тебя талантишко хоть какой?.. ну, к себе в группу я тебя не возьму, у меня кордебалет уже есть… а вот шпионство…

Андрон откровенно смеялся над ним. Леон покосился мрачно. Нефтяные волосы, жирно отблескивавшие в свете закатного солнца, опять упали ему на лоб.

– А у тебя шпионский талант есть?..

– У меня – есть. – Андрон позвенел «фенечками». – Я вот тут кое-что приметил, когда еще никто ничего не приметил. Когда все дрыхли без задних пяток.

– Это что же?..

– А то. В ночь, когда Всеволода убили, я не спал, между прочим. Захотел травки покурить… вывалился из палатки… и увидел.

Леон медленно шел рядом с Андроном. Светлана с Ежиком шла поблизости. Она слышала все, что они говорили.

– Что увидел?..

– Подошел сначала к раскопу. Мне показалось, что в раскопе кто-то есть. Ну, думаю, травка моя, глюки… Нет, точно, гляжу, тень… копошится. Я отошел… курю себе дальше… хм, думаю, кто-то тайно хочет расковырять драгоценность, с фонариком… себе в карманчик… и тень – р-раз! – из раскопа… и я за ней… да я на том краю раскопа стою, а человек – на другом… и не пойму, мужик или баба, в штанах вроде, да у нас все в штанах ходят… и тень шарахнулась между палаток – туда, в степь… к морю… и все, и пропала. И я понял, что это чужак к нам забрел, может, таманский пьяница какой, в раскопе, на дне бассейна, заночевал, а рассветать стало, вон выбирался… но каков шпион я, а?!..