Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)

Так прошло трое суток. Нового ничего не случилось. На четвертый день я отправился исследовать остров. Ведь я был полный властелин его, и мне хотелось узнать его получше; но главное — надо было хоть чем-нибудь заполнить время. Я нашел множество спелой земляники, зеленого дикого винограда и незрелой малины; черная смородина только еще начинала наливаться. Скоро все это поспеет одно за другим.

Долго бродил я по густому лесу; мне казалось, что я уже недалеко от противоположной оконечности острова. Со мной было ружье, я его захватил больше ради безопасности и не стрелял. По пути я увидел довольно большую змею, которая ползла в траве между цветов; я погнался за ней, решив попробовать пристрелить ее; но, пробираясь в чаще, я вдруг наткнулся на еще дымившееся костровище. Сердце у меня страшно забилось. Я не стал мешкать и пустился назад на цыпочках, как только мог проворнее. Уходя в чащу, я все время оглядывался и прислушивался; но ничего не мог расслышать, кроме своего собственного прерывистого дыхания. Если на пути попадался пень, мне чудилось, что это человек; наступая на сухой хворост, который хрустел под ногами, я вздрагивал и дыхание спиралось у меня в груди…

Добравшись до своей стоянки, я почувствовал себя не совсем спокойно, проворно собрал все пожитки и отнес их в лодку; костер потушил и даже золу разбросал, а сам влез на дерево.

Часа два или три я просидел на нем; но ровно ничего не увидел и не услышал, мне только чудилось, будто я слышу голоса. Наконец, соскучившись, я слез, но держался в самой глухой чаще и все время был настороже. Есть мне было нечего, кроме ягод и остатков хлеба.

Тем временем смеркалось; я сильно проголодался. Перед восходом луны, когда уже совсем стемнело, я пробрался к берегу, сел в лодку и поплыл к Иллинойсу, лежащему на расстоянии около четверти мили. Там я высадился на берегу, состряпал себе ужин и уже решил остаться здесь на всю ночь, как вдруг раздался глухой лошадиный топот, а вслед за тем людские голоса. Я живо все собрал опять в лодку, а сам пополз в чащу, осторожно озираясь по сторонам. Не успел я далеко уйти, как вдруг слышу, кто-то говорит:

— Лучше расположимся здесь, если найдем хорошее местечко; лошади совсем заморились. Посмотрим-ка, где нам остановиться.

Я, разумеется, не долго думая, опять — прыг в лодку и давай удирать. Вернувшись на старое место, я решил спать в лодке.

Плохо спалось мне в эту ночь: все мысли мешали. Поминутно я просыпался — мне мерещилось, что меня уже хватают за горло. Сон не принес мне никакого прилива сил. «Нет, так жить нельзя, — думал я, — надо непременно узнать, кто еще со мной на острове… Разведаю во что бы то ни стало». После этого мне как будто стало легче.

Я взял весло, отчалил от берега шага на два и пустил лодку плыть в тени. Месяц ярко светил на небе, и за линией тени было светло как днем. Так я плыл около часа. Кругом стояла мертвая тишина, все словно заснуло крепким сном. Между тем я очутился почти у противоположной оконечности острова. Подул легонький, свежий ветерок — и это значило, что ночь, собственно говоря, кончилась. Я взмахнул веслом и повернул лодку носом к берегу; потом вытащил ружье и отправился на опушку леса. Там я сел на бревно и стал выглядывать из-за листвы. Вот скрылся месяц — и мрак окутал реку. Но вскоре верхушки деревьев озарились бледным, серым светом — занималось утро. Я схватил ружье и двинулся к тому месту, где наткнулся вчера на следы костра, ежеминутно останавливаясь и прислушиваясь. Но мне никак не удавалось найти его. Вдруг вдали блеснул огонек сквозь ветки. Туда я и направился, тихо, крадучись. Подойдя достаточно близко, я увидел человека, растянувшегося на земле. У меня сердце захолонуло от ужаса!.. Он был завернут в одеяло, и голова его почти касалась костра. Я засел в кустарнике и не спускал с него глаз. Теперь уже разлился по всему лесу сероватый свет. Незнакомец зевнул, потянулся, сдернул с себя одеяло — и что же?! Это был негр мисс Уотсон — Джим! Уж как же я ему обрадовался!

— Эй, Джим! — крикнул я и выскочил из-за кустов.

Он вздрогнул как ужаленный и уставился на меня в ужасе. Потом бросился на колени и сложил руки с мольбою:

— Ради бога, не троньте меня! Я никогда не сделал ничего дурного привидениям!.. Ей-ей, я всегда даже любил мертвецов и все старался угождать им. Ступайте себе назад в реку, только не троньте бедного Джима, он всегда был вашим приятелем…

Ну, разумеется, я сейчас же объяснил ему, что вовсе и не думал умирать. Я так рад был увидеться с Джимом! Теперь уж мне не будет скучно. Я сказал ему, что не боюсь его — уж он-то меня не выдаст. Пока я болтал, он в изумлении пялил на меня глаза, не говоря ни слова.

— Однако уже рассвело, — сказал я наконец, — пора завтракать. Поправь-ка костер.

— Стоит ли разводить огонь, чтобы варить землянику да траву? Ах, впрочем, у вас ведь ружье! В таком случае мы можем добыть кое-что и посытнее земляники.

— Земляника? Неужели ты только этим и питался?

— Я ничего не мог достать другого, — отвечал он.

— Давно ли ты здесь, на острове, Джим?

— Я пришел сюда в ночь после того, как вас убили.

— Как, и все время ничего не ел, кроме одной земляники?..

— Нет, сэр, ровно ничего.

— Ну и проголодался же ты, должно быть!

— Еще бы! Кажется, съел бы целую лошадь, право! А вы давно здесь?

— С той самой ночи, как меня убили.

— Ну?.. Да как же вы перебивались? Правда, ведь у вас ружье, — это чудесно. Подстрелите-ка что-нибудь, а я покуда разведу огонь.

Мы отправились к тому месту, где находилась лодка, и, пока он разводил костер на лужайке между деревьев, я притащил свинину и кофе, кофейник, сковородку, сахар и оловянную чашку с блюдечком; негр был ошеломлен — он вообразил, что все это делается чародейской силой. Я выловил хорошую, крупную щуку, а Джим выпотрошил ее ножом и зажарил.

Когда завтрак был готов, мы расположились на травке и съели его моментально — в особенности усердно уплетал Джим. Бедняга совсем изнемог от голода. Наевшись досыта, мы прилегли понежиться.

— Слушайте-ка, — начал Джим, — кого же, наконец, убили в лачуге-то, если не вас?

Я рассказал ему, как было дело, и он подивился моей смекалке. Вряд ли и самому Тому выдумать такую мудреную штуку!

— А ты как сюда попал, Джим? — спросил я в свою очередь. Он смутился и в первую минуту не знал, что отвечать.

— Да уж лучше не говорить… — произнес он наконец.

— Почему, Джим?

— Есть на то причины. Впрочем, ведь вы не донесете на меня, не так ли, Гек?

— Умереть на месте — не донесу, Джим.

— Хорошо, я вам верю, Гек… Ну, я… я бежал…

— Джим!

— Помните, что вы обещали не доносить…

— Обещал и сдержу слово. Как честный индеец, сдержу. Люди, пожалуй, назовут меня подлым аболиционистом и будут презирать за то, что я молчу, но что за беда! Я никому не скажу и не отступлюсь от своего слова. Теперь рассказывай.