Марк Твен - Выдержал, или Попривык и вынес

Урокъ оказался замѣчательно полезнымъ.

Царство террора прекратилось и владычество Арканзаса уничтожено. Въ продолженіе остальной части сезона затворничества на этомъ островѣ мы могли видѣть человѣка, который постоянно сидѣлъ поодаль это всѣхъ, имѣлъ видъ пристыженный, никогда не вмѣшивавшагося въ никакую ссору, никогда ничѣмъ не хваставшагося и никогда не искавшаго случая отмстить за дерзости, нанесенныя ему этой самой, толпой бродягъ, которая когда-то раболѣпствовала передъ нимъ; этотъ человѣкъ былъ «Арканзасъ».

На пятое или шестое утро вода спала, земля повсюду показалась, но въ старомъ руслѣ воды было еще много, и рѣка была высока и теченіе ея быстрое, такъ что не было возможности и думать о переѣздѣ черезъ нее. На восьмой день вода все еще стояла высоко и переѣздъ черезъ рѣку хотя и былъ опасенъ, но мы рѣшили испробовать счастья, потому что жизнь въ этой харчевнѣ стала невыносима по случаю грязи, постояннаго пьянства, драки и т. п. Намъ пришлось какъ разъ сѣсть въ лодку въ сильную мятель, лошадей взяли мы за повода, а сѣдла были съ нами въ челнокѣ. Пруссакъ Олендорфъ сидѣлъ на носу съ весломъ, Баллу гребъ, сидя въ серединѣ, а я помѣстился на кормѣ, держа повода лошадей. Когда животныя потеряли подъ собою почву и стали плыть, Олендорфъ испугался; дѣйствительно, опасность состояла въ томъ, что лошади могли помѣшать намъ плыть по намѣченному направленію, и тогда, если, намъ не удастся причалить къ извѣстному мѣсту, то теченіемъ могло отбросить въ сторону и вовлечь въ самую рѣку Карсонъ, которая въ сію минуту представляла изъ себя бурный, лѣнящійся потокъ. Такая катастрофа — была бы неминуемая смерть, по всѣмъ вѣроятіямъ, насъ снесло бы въ море, перевернуло и мы бы потонули. Нѣсколько разъ предупреждали мы Олендорфа быть на-сторожѣ и управлять внимательно, но все было напрасно; какъ только лодка коснулась берета, онъ выпрыгнулъ, а челнокъ отъ толчка перевернулся верхъ дномъ въ довольно глубокомъ мѣстѣ; Олендорфъ успѣлъ схватиться за кустъ и выйти на берегъ, но мнѣ и Баллу пришлось плыть, что было не легко съ нашей толстой одеждой. Однако, мы не отставали отъ лодки и, хотя были почти совсѣмъ вовлечены въ Карсонъ, всетаки совладали и направили лодку къ берегу, гдѣ и высадились благополучно. Мы отъ холода дрожали и были насквозь вымочены, но, по крайней мѣрѣ, были цѣлы. Лошади тоже благополучно вступили на землю, только одни сѣдла наши пропали. Мы привязали животныхъ къ шалфейнымъ кустамъ и имъ пришлось простоять такъ цѣлыя сутки. Вычерпавъ всю воду изъ лодки, мы перевезли кормъ и покрывала для нихъ, а самимъ пришлось переночевать еще одну ночь въ гостинницѣ, прежде чѣмъ пуститься снова въ путь.

На слѣдующее утро снѣгъ шелъ весьма сильный, когда мы, снабженные свѣжими сѣдлами и одеждою, сѣли верхомъ и двинулись въ дорогу. Снѣгъ густо лежалъ на землѣ и дорога была занесена, а снѣжные хлопья заслоняли намъ видѣть далеко, а то горы могли бы быть нашими путеводителями. Положеніе было сомнительное, но Олендорфъ увѣрилъ насъ, что обладаетъ тонкимъ чутьемъ, которое замѣняетъ ему компасъ, и что онъ, вродѣ пчелы, могъ провести прямую линію въ Карсонъ и не разу не свернуть съ пути. Онъ говорилъ, что если бы онъ нечаянно и сошелъ съ прямой дороги, то чутьемъ бы это почувствовалъ, оно стало бы его мучить, какъ оскорбленная совѣсть. Слѣдовательно, успокоенные и довольные, мы доложились на него. Цѣлые полчаса мы осторожно пробирались и къ концу этого времени наткнулись на свѣжій слѣдъ, и Олендорфъ съ гордостью воскликнулъ:

— Я зналъ, что мое чутье безошибочно, какъ компасъ, товарищи! Вотъ видите, мы напали на чей-то слѣдъ, но которому теперь намъ легко будетъ продолжать путь. Поторопимся, чтобъ присоединиться къ путникамъ.

Итакъ, ударивъ по лошадямъ, мы поѣхали рысью, насколько дозволялъ глубокій снѣгъ, и вскорѣ замѣтили, по слѣду, который дѣлался яенѣе, что мы нагоняли нашихъ предшественниковъ, потому еще поспѣшили и, проѣхавъ около часу, увидѣли, что слѣды дѣлались свѣжѣе и яснѣе — но, что главное, насъ удивило это, что число путешественниковъ, опередившихъ насъ, казалось, все возрастало. Мы удивлялись, почему такое большое общество путешествовало въ такое время и въ такой пустыни. Кто-то предположилъ, что это вѣрно отрядъ солдатъ изъ крѣпости; принявъ эту мысль за истину, мы потрусили быстрѣе, зная, что теперь они не могли быть далеко отъ насъ. Но слѣды все умножались и умножались, мы стали думать, что взводъ по какому-то чуду преобразился въ цѣлый полкъ, — Баллу даже счелъ и сказалъ, что ихъ должно быть около пятисотъ человѣкъ! Но вскорѣ онъ остановилъ свою лошадь и воскликнулъ:

— Друзья, слѣды эти наши собственные, и вотъ болѣе двухъ часовъ, что мы, какъ въ циркѣ, все кружимся и кружимся въ этой необъятной пустынѣ! Чортъ побери, оно даже совсѣмъ гидравлически!

Тутъ старикъ не вытерпѣлъ, разгнѣвался и сталъ ругаться. Онъ безцеремонно поносилъ всячески Олендорфа, назвалъ его мрачнымъ дуракомъ и подъ конецъ, что, вѣроятно, по его соображенію, было въ особенности ядовито, сказалъ: «Что онъ ничего не знаетъ и не понимаетъ, не болѣе, какъ логариѳма!»

Мы дѣйствительно все время кружились и шли по собственнымъ слѣдамъ. Съ тѣхъ поръ Олендорфъ съ его «чувствительнымъ компасомъ» былъ въ опалѣ. Послѣ столькихъ мученій оказалось, что мы все у берега рѣки, со стоящей на немъ гостинницей, которая тускло виднѣлась сквозь падающій снѣгъ. Пока мы соображали, что намъ дѣлать, мы увидали молодого шведа, приплывшаго на челнокѣ и пѣшкомъ отправляющагося въ Карсонъ, напѣвая все время свою скучную пѣсню о «сестрѣ и о братѣ» и о «ребенкѣ въ могилѣ со своею матерью»; черезъ нѣсколько минутъ онъ стушевался и потомъ совсѣмъ исчезъ въ бѣломъ пространствѣ. Никогда больше о немъ не слыхали. Онъ, безъ сомнѣнія, сбился съ дороги и, уставши, прилегъ заснуть, а сонъ довелъ до смерти. Возможно также, что онъ шелъ по нашимъ злополучнымъ слѣдамъ, пока не упалъ отъ изнеможенія.

Вскорѣ показалась оверлэндская почтовая карета, переѣхала въ бродъ быстро сбывавшую рѣку и направилась въ Карсонъ, совершая первую поѣздку послѣ наводненія. Теперь мы больше не боялись и крупною рысью бодро слѣдовали за нею, имѣя полное довѣріе къ знаніямъ почтоваго кучера; но лошади наши были плохими товарищами свѣжей почтовой упряжкѣ, мы вскорѣ сильно отстали, но не горевали, имѣя передъ собою вѣрные слѣды колесъ, которые обозначали намъ путь. Было три часа пополудни, слѣдовательно, надо было ожидать скоро ночь, тутъ не было пріятныхъ сумерекъ, а ночь прямо застигала васъ сразу. Снѣгъ продолжалъ падать все также тихо и часто и не давалъ намъ ничего разглядѣть въ пятнадцати шагахъ, все вокругъ насъ было бѣло, кусты, покрытые снѣгомъ, мягко обрисовывались и напоминали сахарныя головы, а передъ нами двѣ, едва замѣтныя, борозды отъ колесъ, постепенно пропадали, покрываясь снѣгомъ.