Михаил Федоров - Искатель. 2014. Выпуск №4

— Я его уговаривала съездить в Троице-Сергиеву Лавру. И, вдруг, видим, милиция по вагонам идет. Он от них кинулся. А они за ним… Ну, он и спрыгнул…

— Понятно, на ваших глазах…

Девушка уронила голову на колени. Плечи ее часто вздрагивали.

— Никакой специальной облавы не было. Это случайность. Он сам себя загнал в ловушку. Ему надо было по-честному все рассказать о вас.

— Выходит, я виновата в его смерти?

— Но меня-то вы сейчас обвиняете, — сказал Комлев.

— Вы следователь! Должны разбираться во всем! Ну, да ладно. Что теперь… — девушка встала и вышла.

Комлев долго еще сидел недвижимым, но когда посмотрел на часы, было начало шестого. Закрыл кабинет и заспешил к месту свидания.

Из следующего троллейбуса вышла Людмила Ивановна. Они бродили окраинными улочками города, в домах которого постепенно зажигались огни. Скрывались от посторонних глаз в опускающиеся сумерки и говорили, говорили, говорили… Людмила Ивановна была, как всегда, весела и отпускала в адрес Афанасия разные шуточки, в конце концов он рассказал ей о том, что случилось с ним за последнее время.

Когда закончил рассказ, помолчала, а затем произнесла:

— Вот видишь, Афанасий, к чему приводят лишние эмоции? Все должно быть предельно ясно. Любишь человека. Скажи ему об этом. Разве такое можно прятать в себе! Видишь, чем недомолвки кончаются…

Он развернул ее к себе:

— Хотите ясности? Я не могу без вас. Ни одного дня. Ни одной минуты. А тут еще весь этот смрад… Все это…Что мне делать? Что?

— Миленький ты мой. Я тебя понимаю. И ждала этих слов. Но ничего тебе сейчас в ответ не скажу. Ты уж на меня не обижайся. Я так хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

— Хорошо? Когда вокруг ни одного нормального человеческого лица. Когда во всем только фальшь, обман и постоянная злоба. Произвол и дикий беспредел. Хорошо?! Когда рядом нет любимого человека. И неделями, а то и месяцами не видишь родных глаз. Не слышишь ответного ласкового слова. Нет, я уже не могу без тебя!

— Ну что ты, дурачок. Все будет хорошо, — мягко припала к его дрогнувшей щеке.

Прощаясь, взмахнула перчаткой и прыгнула в притормозивший автобус, который, тяжело покачиваясь, продолжил свой путь по зыбкой городской темени.

Ночь для Комлева обернулась мучительным тягучим кошмаром. Ему снилось, что его втаскивают в вытрезвительскую машину, везут на Солнечную, там ему вяжут за спиной руки, вливают в горло смолянистую обжигающую жидкость, в пинки гонят по бескрайнему, кочковатому полю. Он видит страшные, ухмыляющиеся лики чудищ в милицейской форме. За их угловатыми спинами плывут, дергаются носилки, на которых лежит бездыханная Людмила Ивановна. А, может, это только показалось? Почему-то все уже скрылось серой пеленой. Он хочет крикнуть, позвать, но одно лишь глухое мычание исторгается над дымящимися зелеными березами. Он падает. Снова встает. Бежит к электричке. Впрыгивает в зубастый зев тамбура. Переносится из вагона в вагон. Сзади нарастает оглушительный топот. Он пробивает двери поезда и грудью бросается на налетающее острие щебневой косы…

— Кто тут у нас самый жалостливый?

Следователь оторвался от бумаг на столе и вопросительно поднял глаза на стоящего в дверях дежурного Архарова.

— Ты ведь по части баб слабинку свою имеешь. Вот и пожалей еще одну. Студентка, — лысарик показал на стоящую рядом с ним молодую особу с распущенными волосами и чуть раскосыми бровями. — Со второй встретишься потом. Она пока в больнице…

— Ты тут язык зря не распускай. Здравствуйте, девушка, — Комлев показал на стул.

— С ней там за дверью еще двое парней. А я пошел. Наперстничников еще определить надо, — озабоченно сказал майор.

Испуганные и вместе с тем какие-то цепкие глаза коснулись Комлева.

— Как вас звать-величать? — спросил он.

— Марина Вобликова.

— А меня Афанасий Герасимович. Ну и что же стряслось, Марина?

— Да у меня ничего. Это у моей подруги…В буквальном смысле — со второго этажа она упала. Сотрясение мозга у нее. И еще перелом нескольких ребер. Множественные ушибы…

— А вы что, медработник?

— Нет, это врач так говорил.

— А вы-то чем занимаетесь?

— Учусь. Я студентка филфака.

— На философа, что ль?

— Да нет, филологом буду.

— Значит, изложить связно все умеете.

— Вроде не шепелявлю и не заикаюсь.

— Вот и отличненько. Слушаю вас, будущий филолог. Так что там у вас с подругой?

— А я вроде уже сказала. Из окна выпала.

— Меня интересует, как это случилось?

— Вы хотите спросить, почему это произошло?

— И то и другое хотел бы услышать.

— Ну, значит, так. Вышла на балкон, перемахнула через перила и… прыг-скок. Со всеми последствиями… А вот почему? Это сказать сложнее.

— В чем же сложность?

— А чужая душа — потемки, гражданин следователь.

— И даже для вас? Вы ведь ее подруга. Ну, хоть что-то в этих потемках было-таки?

— Кое-что просвечивает, конечно. Но утверждать не могу.

— Что же, например?

— Нервишки у нее слабые. Да и плюс впечатлительность. Чрезмерная.

— Постарайтесь прояснить.

— Знаете, сложно это… Она ведь девочкой еще была. Да вы понимаете… А тут вдруг сразу это и произошло с парнем.

— Назовите его.

— А он за дверью дожидается своей очереди.

— С ним мы еще поговорим. А вы мне снова все расскажите. Но подробно, с деталями, от начала до конца.

— Сначала было Слово. Так ведь сказано в Евангелии?

— Не с того начинаете, — дернулся Афанасий.

— Ну, так вы же сами просили. Я вам и уточняю: вот родился человек и судьба его началась.

— Вы свою подругу имеете в виду? Как ее зовут?

— Ида. Аделаида Захарчук. Правда, хорошее сочетание. Нравится?

— Я бы предпочел просто Ида.

— А, понимаю. Вы на имя обратили внимание. Ида. И да и нет в нем звучит. Половинчатость такая. Вот в этом все и дело, уважаемый.

— Кхе. Ну, слушаю дальше.

— Мы в одной группе с ней учимся. Я считала, что она такая же, как и я. Ничем особенным не отличались друг от друга. Ну, мне так казалось. А если бы я знала, что она с левой резьбой, никогда с ней не стала бы. связываться…

— А что у вас за дела общие были?

— Господи, дела! Просто услугу оказать хотела. У нас вот мальчики, — показала на дверь, — занимаются фоторекламой. Ну эти, знаете, календарики, буклетики…

— Так, так, продолжайте.

— Я для них была лучшей моделью… А им, видите, разнообразия захотелось. Почему б девчонке не помочь подработать? Степуха-то не разбежишься. А в кино она все равно не пробьется. Ида даже обрадовалась, когда я привела ее.

— Куда?

— А на квартире Шурика у них вся аппаратура.

— Что же там происходило?

— Нормально работали. Нашли много интересных ракурсов. Все наглядеться никак не могли. С разных сторон снимали. Ню называется.