Михаил Федоров - Искатель. 2014. Выпуск №4

Такое же приятное ощущение пришло к нему, когда Тормошшюв на улице добродушно пошутил:

— Привет, камикадзе!

Афанасий опрашивал в больнице избитого неизвестными хулиганами персонального пенсионера Семена Семеновича. Выходило так, что на Семена Семеновича среди бела дня в подворотне совершили нападение: сбили с ног и вырвали сумку.

— Ну что ж, вы так и никого не видели? — спросил следователь.

— Ни одежды, ни лица, ни примет. Только слышал, как убегали.

— Да, сложно. Но найти попытаемся. Прочитайте и подпишите.

Ветеран попросил старшего лейтенанта подложить подушку под спину, водрузил очки на распухший заклеенный пластырем нос и стал читать протокол:

— Следователь Комлев… Так это вы? Слышал, слышал про вас. Польщен, что моим делом занимаетесь вы. Теперь я могу быть спокоен. Вы найдете их.

— Не знаю, полной гарантии дать не могу, — удивленно вытаращил глаза Афанасий.

Подходя к райотделу, из окна услышал окрик Архарова:

— Афанасий Герасимыч! Ты про себя читал?

— Что, приказ повесили?

— Да нет, в сегодняшней газете. И по радио зачитывали. Посмотри подшивку. Если только Можаров газету не выдрал. Он на тебя зол.

Забросив портфель в кабинет, Афанасий направился в ленинскую комнату. Там забивали в козла сержант Борских и милиционеры Куркин и Кау.

— Привет от новых штиблет! — чуть не хором воскликнули те. — Вы теперь знаменитость. Вот газета.

В глаза Комлева сразу же кинулось название «На ловца и зверь бежит».

Читая заметку, припомнились малозначительные совсем недавние события. Местный корреспондент бойко расписывал, как Комлев задержал у сберкассы преступника с портфелем в руках. Заслуги в том Афанасия не было ну никакой. Так уж получилось, что отнюдь не воинственного вида грабитель почти сам оказался в раскинутых от удивления руках милицейского работника. Но преподнесено все было так, что Комлев совершил свой подвиг чуть ли не в смертельном единоборстве с вооруженным до зубов рецидивистом. Кстати, им оказался Глеб Борисович Доздов, нигде не работающий, находящийся в розыске.

— Чушь собачья! — следователь оторвал глаза от газеты. — Делать им там нечего. Мне бы вот грабителей поймать, которые пенсионера чуть не пристукнули.

— Не каждому ж везет, — протянул обиженно Куркин и стал на четвереньки. Игра шла на «под стол».

Тут со словами «Я на вылетающего!» вбежал Кисунев.

Заметив Комлева, выпалил:

— Снова отличились!

Кровь бросилась в лицо Афанасия:

— Вон отсюда, стерва!! Сержанта, как смыло.

Дома включил телевизор. Захотелось хоть чуть-чуть расслабиться. Но тут же в прихожей зазвонил телефон. Господи, это была Людмила Ивановна.

— Поздравляю, Афончик! Очень кстати эта публикация.

— Какое там… Все совсем не так было.

— Не скажи, не скажи. Только что говорила о тебе с полковником Жиминым. Он заинтересовался. Кстати, знаешь, у него в кадрах место есть. А не перейти ли тебе туда. Там и возможности другие. И развернешься. Как?

— Да я бы… с радостью.

— Вот и хорошо. И не надо никуда писать. Значит так. Жимин пригласит тебя. А вообще, ты имей в виду: женщина сохнет по тебе.

Афанасий не нашелся, что сказать в ответ. Слишком сильно обдало его изнутри теплом.

На этот раз Комлева пригласил сам Саранчин. Идя к начальнику, он мучительно думал: «И что же я тогда городил на пикнике. Да катись оно все. Ведь стоит этому бычаре всего одно словечко ляпнуть, и не видеть ему никаких изменений в этой опостылевшей жизни».

— Мне тут звонили, — заговорил Саранчин, отводя глаза. — Интересовались. Я зла не помню. И понимаю — тебе расти надо. Ты мне скажи: как настроен?

— Петр Владимирович! Дорогой! Да с таким начальником я бы… А что тогда ляпнул сгоряча, не принимайте близко к сердцу. Моча коньячная в голову ударила.

— Ну, насчет коньяка, это ты брат зря. Пять звездочек… — уже добродушно гундосил Саранчин. — А паренек ты, вижу, хороший. Буду рекомендовать.

Афанасий вышел от начальника и боялся, что ненароком столкнется с кем-нибудь. Не дай бог встретился бы Тормошилов. Вот тебе и камикадзе…

В своем высоко, нелепо вытянутом кишкой ампирном кабинете полковник Жимин заканчивал беседу с Комлевым. С его слов Афанасий понял, что он вполне подходит для нового начальства и что Саранчин говорил о нем только добрые слова.

Когда же полковник сказал, что Афанасий будет куратором трех райотделов и в том числе того, где он работал, Комлев посчитал необходимым предупредить.

— Видите ли, Порфирий Петрович! А удобно ли мне будет со своими какие-то вопросы решать?

— Неудобно почтовый ящик на голову надевать. А ты теперь старший по положению. И если кто залупнетея, мне доложишь. Я его быстро обстругаю. Словом, ты мои глаза и уши там. Понял? — в глазах полковника мелькнули холодные льдинки.

«Из огня да в полымя», — подумал Афанасий. Но вида не подал.

— Так точно, товарищ полковник!

Шло время. Чуть пожелтела листва на американских кленах. Саранчииа откомандировали в столицу. На его место пришел выпускник академии Владимир Ильич Осушкин. Капитана — и на полковничью должность! Такое бывает редко. А все потому, что не так-то просто найти начальника в этот райотдел.

Когда Комлев увидел перед собой коренастого, подчеркнуто собранного человека в милицейской форме с ежиком на голове и с жесткими бесцветными глазами, то он вспомнил, что когда-то уже общался с ним. Тот работал следователем в соседней районе. И, как говорили другие, отличался высокой принципиальностью и деловитостью.

«Ну, этот задаст теперь жизни нашим любителям голой статистики», — подумал Афанасий и довольно откровенно рассказал ему о бывших своих коллегах, не скрывая ни прямолинейных хитростей Дубняша, ни фуфаевских ухищрений, ни пустобрехства Можарова.

— Ни хрена себе. Вот это подарочек мне ко дню рождения. Но будем друг на друга рассчитывать, — сказал в ответ Осушкин.

После прихода Осушкина в райотдел взбунтовался бывший афганец подполковник Громбыкало. Во всеуслышанье он заявил:

— Чтобы я подчинялся капитану!

Последствия не замедлили сказаться. Жимин приказал Афанасию:

— Подберите кого-нибудь попокладистее.

Очередным приказом заместителем начальника в райотделе был назначен Дахов. Это Комлев своевременно вспомнил даховское рукопожатие у двери кабинета Саранчина.

Известно: каждая новая метла метет по-своему. Осушкин круто взялся за дело.

Теперь Дубняш все свои отказные материалы согласовывал только с ним и раскрываемость на участке опера резко поползла вниз. При этом физиономия самого Дубняша тоже изменилась. Лицо поблекло, а глаза приобрели растерянную озабоченность. Да и Шкандыба выглядел уже менее кучерявым со встрепанной прической. Он бегал по кабинетам следователей, громче и визгливее кричал на них. Обычно суетный Фуфаев побаивался заходить в райотдел. Он только что получил два взыскания и с угрюмой безнадежностью ожидал неотвратимого третьего… За новым ритмом не поспевал и Можаров, не забывая, правда, натягивать себе на лицо постоянную, дежурную улыбку. Недовольство новым начальником явно нарастало.