Михаил Федоров - Искатель. 2014. Выпуск №4

К Осушкину на прием пришла длинная, костлявая, как вобла, бабуля с гладко зачесанными седыми волосами и спросила:

— Вы тут новый начальник?

Тот кивнул головой и пригласил женщину сесть.

— А того, прежнего, за развал?

— Какой у вас вопрос?

— У меня не вопрос. У меня возмущение. Сосед мой пьет. И дебоширит. А какую я на него управу найти смогу? Он сам начальник вытрезвителя. Потому и пришла.

— А что же раньше не приходили?

— Раньше бесполезно. А бабы мне подсказали, что дюже вы справедливый. Я живу с ним через площадку. Как пьянка, так хоть сбегай. Все какие-то сержанты. Все со звездочками…

— И часто у него собираются?

— С месяц, как зачастили. Двое, трое придут, а шуму на весь подъезд.

Осушкин покряхтел. Длинно выдохнул. В глазах его вспыхнули алые огоньки.

— Гражданка, — протянул ей папку со шнурками. — Здесь разные фотографии. Может, кого узнаете?

Старушенция оживилась:

— Этот вотзаходил (капитан узнал в групповом снимке Шкандыбу). А вот этот стервец весь мой коврик испоганил (узнал Можарова).

— Вы не ошиблись? — переспросил.

— Он! Истинная правда, он!

Осушкин что-то записал в блокнотике и спросил:

— Фуфаев часто скандалит?

— Когда трезвый, он ничего. Обходительный мужчина. А как подопьет, под руку не попадайся.

— Не волнуйтесь, меры примем.

Когда же начальник стал разбираться с жалобой, Фуфаев возмутился и заявил, что такого не было и быть не могло, а эта сумасшедшая хоть на кого укажет, лишь бы поклеп возвести.

— Вот что, Фуфаев, — капитан говорил удивительно ровным и спокойным голосом. — Мне твои художества— уже известны. Ты сейчас можешь любые слова мне говорить. Но я им все равно не поверю. И имей в виду, еще один любой сигнал, тобой сразу займутся в кадрах.

Фуфаев молча вышел из кабинета. «Шалишь! Кишка тонка!» Эти свои слова он приберег для следующего раза.

Очередное совещание офицерского состава проходило, как всегда, в ленинской комнате. Началось оно несколько неожиданно.

Новый начальник обратился к замполиту:

— Доложите, Можаров, как прошла в отделе подписка?

— Все нормально, Владимир Ильич! Партийную разнарядку выполнили. На каждого приходится по полтора издания. А вот эксперт-криминалист Георгиани подписался на семь! Он у нас маяк, можно сказать…

— Это вы про периодику. А как распределены собрания сочинений? Кому?

— Квитанции отданы на усмотрение передовых служб. Для поощрения наиболее отличившихся. Восьмитомник Вальтера Скотта следственному отделению. Четырехтомник Бунина — уголовному розыску. Еще комплект Вальтера Скотта — медвытрезвителю. Вы хотя и ругаете эти отделения, но у них крепкие позиции по городу.

— А еще два?

Можаров кисло поморщился и проговорил:

— А это особый резерв для самых-самых.

— Так. Кому из следователей выделили?

Сотрудники следственного отделения, занимавшие весь второй ряд, отрицательно замотали головами. Кучерявый, сидевший в центре, заерзал и промычал:

— Мы еще не разыграли.

— А в отделении уголовного розыска? — Осушкин посмотрел в угол комнаты, где кучкой сидели опера, которые дружно все, кроме Дубняша, выразили свое удивление. Перевел глаза на Дахова — в его ведении был розыск. Тот недоуменно пожал плечами.

— Товарищ Дубняш! Я же вам, помните, давал Бунина? — возник Можаров.

— А я думал, что это вы мне лично, — недовольно пробурчал опер.

— А теперь хотелось бы послушать руководство вытрезвителя, — Осушкин нашел глазами Фуфаева.

— Может, я чего не так понял, но тоже решил, что эту подписку выделили мне, — отозвался Фуфаев.

— Зато я все понял, — сухо сказал Осушкин. — Я только из «союзпечати» и видел все оплаченные квитанции. Подписались Шкандыба, Фуфаев, Можаров…

Зал недовольно зароптал.

— В общем-то, подписка — это дело десятое. Хотя и она выявляет нам откровенную нечестность отдельных сотрудников. Но хотел бы особо остановиться на одной фамилии. Это Фуфаев. Вот он поощрил себя престижным подписным изданием. А спрашивается, за что? За то, что в вытрезвителе серьезно нарушается закон, или за то, что квартира его чуть ли не стала откровенным притоном, и собираются там наши с вами коллеги, некоторые из которых сейчас сидят здесь. Что вы скажете на зто Николай Филиппович? — произнес Осушкин, явно сдерживая себя.

— Ну это уж слишком! — в центре зала вскочил Фуфаев. — Это клевета!

— Что же это делается? — следом поднялся Шкандыба. — Просто сплетни какие-то. Я буду жаловаться.

Оба демонстративно задвигали стульями по гулкому деревянному полу и покинули помещение.

— Кому еще в тягость? — начальник был по-прежнему невозмутим. — Будем считать, что мнения по поводу сказанного разделились. Хочу предупредить всех, что отныне отдел будет жить в соответствии с самыми высокими требованиями…

— Во, разошелся наш Владимир Ильич! Прямо как на финляндском вокзале, — сказал Лобзев и добавил. — А что, мужик по делу говорит…

Размежевание в райотделе не замедлило сказаться. Кому-то не пришлись по душе слова и требования нового начальника. Заосторожничали, несколько ушли в себя те, кто искал и находил всевозможные лазейки в шаткой стене закона. С явным облегчением вздохнули сотрудники, которые честно трудились. Свежий ветер перемен, казалось, прибавил им дополнительных сил.

Глаза их стали живее, а голоса внятнее, отчетливее, громче.

В свою очередь не дремали и прохиндеи.

На очередном совещании Осушкин зачитал генеральский приказ, где начальнику райотдела указывалось на нетактичное обращение с подчиненными. Оторвав глаза от листа бумаги с невероятно размашистой подписью, капитан сухо сказал:

— Приказ принимаю к сведению. Но вины своей не чувствую. И пусть писарчуки отдельские не надеются, епокойно жить негодяям и бездельникам не дам! Тут меня хоть режьте!

Раздались сдержанные аплодисменты. Можаров тоже было приподнял руки, но, увидев, какФуфаев шепнул что-на на ухо Шкандыбе, сплюнул и свел ладони в кулак.

Промозглым октябрьским вечером, когда Осушкин был в командировке, в кабинет к замполиту пришли Шкандыба, Фуфаев и Дубняш.

— Осложнилась жизнь-то. Что будем делать? — спрашивал каждого Можаров.

— Ясно одно, с этим Ильичом нам кранты, — сказал Фуфаев.

— Надо бы избавиться. Но как? — вмешался Шкандыба.

— Другого и быть не может, — Можаров посмотрел на Дубняша, который искусственно зевнул. — Вопрос переходит в практическую плоскость: как это сделать?

— Телегу накатать, — примитивно предложил Шкандыба.

— Да нет. Его по анонимке пустой не снимут. Явная липа не пройдет, — с безнадежностью в голосе сказал начальник вытрезвителя и добавил. — У него рука где-то наверху, раз всего капитан, а уже окончил академию…