Эрнест Марцелл - Октавиус

Его перебил разноголосый рев:

– К черту! Надо сваливать! Дьявол заберет и нас! Их погубило колдовство! Ничего отсюда нельзя брать! Уходим!

– Вы суеверные идиоты! – кричал Скотт. – Здесь осталась судовая касса! Смотрите, какие сундуки стоят тут. Нет, она точно не пустая! Ее надо найти! Ищите, ребята, ищите – и возможно, мы найдем много денег! Это приказ, и не подчинившиеся ему будут наказаны!

Настроен он был решительно и готов был применить крайние меры. Однако страх, обуявший всех без исключения, был гораздо сильнее его авторитета. Скотту не помогли ни уговоры, ни увещания, ни угрозы – даже вытащенный пистолет оказался бессилен…

– Попробуй только пальни! – кричал Эдинсон. – Ты хочешь навести проклятье, которое погубило этот корабль, на нас всех?

– Мы оставим тебя самого здесь! – кричал Кларенс. – И ищи тут все что хочешь!

– Это бунт?! – взревел Арчибальд, но под целым градом посыпавшихся на него угроз и проклятий вынужден был отступить. Команда ничего не хотела слушать – всех обуяло лишь одно желание: немедленно убраться отсюда, даже если бы трюмы этого корабля были полны золота.

– Подождите, – сказал я. – Надо найти судовую кассу, тогда и пойдем…

Но меня никто не стал даже слушать. Наоборот, все угрозы и проклятья посыпались на меня.

– Вечно тебе надо украсть, крыса поганая! – взревел Эдинсон. – Только попробуй возьми отсюда что-нибудь! Да я тебе кишки на багор намотаю!

– Нечего тут ходить и лапать все! – орал Браун. – Ты перетащишь проклятье отсюда на всех нас!

– Я видел – он рылся на этом столе! А ну-ка, Хиггинс, покажи карманы! – крикнул Джек. – Если ты попробуешь принести что-либо отсюда к нам на борт, я лично вздерну тебя на рее…

– Эй, парни, вы чего? – Я отступил назад, испугавшись по-настоящему, ибо в мгновение ока все ринулись ко мне…

– Тихо! – выкрикнул Скотт. – Слушай мою команду! Все уходим отсюда. Журнал мы возьмем с собой. Да! Наш долг как моряков узнать, что произошло с этими людьми. Вы все христиане, и наш христианский долг – отслужить панихиду по этим бедолагам. Господь поможет нам добраться назад!

Удивительно, но никто не стал возражать ему в этом, и пока он говорил эти слова, я бросил последний взгляд на стол, и… О бог мой! Только сейчас я увидел ее! Золотая диадема с крупным бриллиантом, лежащая на столе, возле правой руки покойника! Рядом с ней находилось это яблоко, и я не увидел ее, так как она была запорошена инеем. Значит, когда я хватал яблоко, то рукавом случайно смахнул с нее снег! Проклятье! Почему я обратил внимание на это чертово яблоко, не зная, какая вещь лежит рядом с ним!

Я протянул руку, чтобы успеть спрятать ее, но мое движение заметили, и Джек кинулся на меня.

– Опять руки тянешь свои! – заорал он, схватив меня за ворот, как котенка. – А ну пошли отсюда!

Выше меня на голову, шире в плечах раза в два, он выволок меня из каюты и потащил по коридору к люку. Остальные двинулись за мной. Я так и не сумел схватить драгоценность, но успел накрыть ее какой-то тряпкой, чтобы ее не заметил кто другой. Она так и осталась лежать на столе.

Грубо подталкиваемый в спину, я вылез в люк и угрюмо двинулся к шлюпке, в которую меня заставили спуститься первого. Все не спускали с меня глаз, и мне только и осталось, что беспрекословно подчиняться.

– Ребята, – проскулил я. – Я нож свой наверху оставил…

– Я тебе свой подарю, – буркнул Эдинсон, свирепо посмотрев на меня. Последним на борту «Октавиуса» остался Скотт. Судовой журнал, забранный с погибшего корабля он, прежде чем спуститься в вельбот, протянул Брауну.

И тут сгнивший переплет с тихим шелестом развалился в руках последнего. Листы журнала, кружась по ветру, вереницей полетели в воду.

– Дьявол! – завопил Скотт. – Откуда у тебя руки растут, задница проклятая! Ловите их, растяпы, дьявол вас всех подери!

Однако, по всей вероятности, большого желания выполнять его этот приказ ни у кого не вызвал: не меньше пяти минут у нас заняла ловля упавших в воду листов. Но когда их вытащили, чернила расплылись уже настолько, что не было возможности прочитать никакую из записей.

Я мог поклясться, что Браун нарочно выкинул его за борт…

Отвратительно выругавшись, Арчибальд слез в вельбот и приказал отваливать. В руках его осталось только три или четыре листа – как потом оказалось, первый, в котором были перечислены имена команды «Октавиуса», и последний, со страшными предсмертными словами О’Нилла.

Все вздохнули с облегчением, когда вельбот отвалил от борта мертвого корабля и взял курс к «Герольду». Я, сидя на носу, так и вцепился глазами в заледеневшие окна кормовой каюты – там осталось мое богатство. Ах, если бы я догадался сразу залезть туда, то был бы уже не простым матросом самого заурядного китобойного судна, а богатым человеком. Вернулся бы назад королем и никогда бы уже не ломал себе горб на проклятой работе. Любовь красивых женщин, езда в каретах, роскошные апартаменты – а не прогорклый тулуп и заскорузлый багор в руках! А все из-за этих пакостных трусов, будь прокляты их заячьи душонки. Они все, здоровые парни, не боялись меня только потому, что я был самым щуплым из всей команды, поэтому и подтрунивали надо мной как могли. А я видел, как побледнели лица у них там, на этом погибшем корабле!

В глубоком молчании поднялся я на борт «Герольда» и, отмахнувшись от расспросов напавших на меня товарищей, пошел вниз и с досады зарылся лицом в одеяло на своем гамаке. Через некоторое время была моя очередь идти на вахту. Заняв свое место на баке, я из-под капюшона смотрел на «Октавиус», неподвижно стоявший неподалеку и словно дразнивший меня. Был полный штиль, и он никуда не мог деваться от нас, так же как и мы не могли никуда уйти от него. Как близко было мое богатство, казалось, что оно специально дожидается меня там. Вот оказаться бы сейчас возле того рыма, торчащего из-под снега на палубе «Октавиуса»… Тогда бы я проник в каюту, а назад добрался бы на шлюпке – они там все на месте…

Остальные очень недобро косились в сторону замерзшего корабля, недовольно перешептываясь, – никому не нравилось это соседство и все желали скорее оказаться подальше от него. Так, в мечтаниях, я простоял до самого вечера. Постепенно темнело, и корпус «Октавиуса» уходил во тьму, а на «Герольде» зажгли огни. Скоро меня сменили, и я спустился вниз как раз к ужину. На мое удивление, в кубрике находился Арчибальд Скотт – видимо, он сам только что зашел туда, и скорее всего, его вызвала команда.

– Простите нас, капитан, – говорил Эдинсон, – за наши слова на том корабле. Но это было очень страшно. Поверья никогда не возникают на пустом месте. У вас тоже на берегу остались жена и дети…