Юлия Ефимова - Победы, которые не умирают

Видно было, что такое положение вещей волнует не только Праксидама: сидящие поблизости мужчины согласно закивали, хором выражая одобрение.

Возницы тем временем заняли места на колесницах. Они, в отличие от других спортсменов, которые состязались обнажёнными, были в белых накидках. Каждая тетриппа состояла из лёгкой, открытой сзади повозки на двух колёсах. Одной рукой возница держался за поручень повозки, другой – за вожжи. Колесницы выстроились в линию.

Прозвучал сигнал трубы, и гонка началась. В воздух взметнулась пыль, почти сразу скрывшая колесницы, так что с трудом можно было различить цвета отдельных повозок. Они мчались вплотную друг к другу на огромной скорости, и грохот их не перекрывался даже гулом голосов болельщиков, не жалевших глоток. Возницы балансировали с трудом, каким-то чудом удерживаясь на повозке и одновременно управляя лошадьми. Упряжки находились в опасной близости друг от друга, постоянно сталкиваясь, так что уже через шесть кругов осталась лишь половина участников, а двое возниц так и остались лежать на земле, причём один – прямо беговой дорожке. Колесницы проехались по нему, и теперь даже помощь другого возницы, пытавшегося оттащить его на обочину, вряд ли могла его спасти.

Положенные двенадцать кругов сумели сделать всего три колесницы, из которых одна намного опережала других. Она выделялась на общем фоне тем, что в неё были запряжены четыре коня разной масти: гнедой, вороной, буланый и в яблоках.

– Победитель в гонке тетрипп – Клеосфен, сын Понтиса из Эпидамна, – объявил глашатай. – Его лошади – Феникс, Коракс, Кнакий, Самос.

Имя возницы, стоявшего возле треножника, не прозвучало. Впрочем, на голову ему возложили повязку из ткани. И пусть зрелище, недавно развернувшееся перед его глазами, действительно завораживало, Гектор ощутил лёгкое разочарование. Немного чести – получить венок, не прилагая усилий.

Уже начинало темнеть, и дневная жара почти спала. Напряжение уходило вместе с жарой, люди словно остывали, выплеснув за день столько эмоций, что сейчас казались опустошёнными. Даже взрослые зрители явно устали, а многие дети откровенно спали прямо на земляных трибунах Кроноса. Никто, однако, не уходил, ожидая последних соревнований игр – скачек.

По сигналу кони с развевающимися гривами понеслись по дорожке ипподрома, подгоняемые голыми пятками жокеев. Круг ипподрома они прошли на одном дыхании – так, по крайней мере, казалось, а потом их словно тьма поглотила. Гектор открыл глаза, ощутив лёгкий толчок отца, и с удивлением обнаружил, что задремал и пропустил чествование последнего победителя. Сумерки сгустились, даже масти лошадей различались с трудом. Соревнования закончились, зрители поднимались и покидали трибуны, живо переговариваясь и унося с собой впечатления незабываемого дня.

Следующий, заключительный день Олимпийских игр, был посвящён чествованиям победителей, жертвоприношениям богам и пирам. На этот раз отдохнувшей за ночь публике было дозволено увидеть действо, развернувшееся на территории Альтиса, возле алтаря Зевсу. Здесь, на деревянном столе, были разложены тринадцать венков – по числу дисциплин. Гектор увидел это, устроившись на плечах отца, поскольку иначе рассмотреть что-либо в толпе, заполонившей всё вокруг, не представлялось возможным. Не будь это Олимпийские игры, Гектор бы не позволил обращаться с собой, как с маленьким, но в данном случае у него не хватило духу отказаться. Впрочем, он был не единственным сыном, кого отцы поднимали ввысь, давая возможность насладиться зрелищем. Клеант, упрямо не желавший просить о том же Праксидама, в конце концов оказался на мощных плечах бывшего борца и замер, стараясь лишний раз не двигаться.

Судьи тем временем торжественно подвели победителей с белыми повязками на головах и пальмовыми ветвями в руках к столу, где лежали венки из листьев священного оливкового дерева. Откуда-то послышались песнопения, над головами собравшихся размеренно и торжественно плыли мелодии гимнов. Они славили богов и героев – в первую очередь Зевса и Геракла. Далеко не все слова были понятны: звучали песни на древнем дорийском диалекте, отчего ещё сильнее ощущалась связь событий нынешних и прошлых, зародившихся давным-давно, но переданных сквозь века многими поколениями.

Сама церемония отчасти повторяла то, что происходило на стадионе: агонофет объявлял имя победителя, имя его отца и город, откуда он приехал. Один за другим чемпионы подходили к судье, и тот возлагал им на голову поверх белой повязки оливковый венок. Толпа вопила во всю мочь, отдавая дань спортсменам, их силе и ловкости, мощи и храбрости, уму и терпению. Каждому новому имени зрители аплодировали изо всех сил. Земля, где стояли чемпионы, была усеяна цветами, а в воздухе, сопровождаемые музыкальными аккордами флейтистов, носились разноцветные ленточки: ветер швырял их в разные стороны, не давая опуститься вниз.

Гектор смотрел на запад, где солнце почти скрылось за деревьями и больше не ослепляло, как днём. Пир был в разгаре, и конца ему не предвиделось. Всюду пили вино, и никто не жалел мяса, хотя в обычные дни оно было редкостью для большинства присутствующих. Победители сидели рядом со всеми, весело хохоча и обмениваясь воспоминаниями о тренировках. Гектор, который уже не мог съесть ни кусочка, улёгся на траву. В наступающих сумерках он вспоминал и заново переживал наиболее яркие события вчерашнего дня – дня, который он запомнит на всю жизнь.

Гектор и Клеант сидели у костра подле группы взрослых. Помимо Прокла и Праксидама тут были уже знакомые мальчикам двое братьев Диадор и Финний, молодой эллин Меарон и многие другие.

Гектору хотелось поболтать с Клеантом, побольше узнать у него о Спарте, но тот лишь раздражённо цыкнул и уставился на погружённых в разговор мужчин.

А разговор, скорее даже спор, шёл жаркий – как огонь, что пылал тут же. Гектор почти ничего не понимал, а стоило ему ухватить нить одной темы, как появлялась новая, тут же уводя спор в сторону. Мальчик откровенно скучал, пропуская мимо ушей почти всё, лишь иногда выхватывая обрывки фраз:

– Как ты можешь так говорить? Я на своей шкуре испытал, что значит власть персов в Милете, и, поверь, если восстание начнётся, я первый его поддержу.

– Даже если оно начнётся, Меарон, это ни к чему не приведёт. Вы не сможете противостоять Персии.

– Мы объединимся…

– А когда вас завоёвывали, почему не объединились?

– Тогда всё было иначе…

– Ну, конечно, тогда вы больше боялись друг друга. А самые умные, вроде теосцев, просто бежали из Ионии.

– По-твоему, мы должны смириться? Неужели вам всё равно?