Юлия Ефимова - Победы, которые не умирают

Мальчик видел, как напрягся отец, видел братьев, которые, стиснув зубы, наблюдали за избиением, видел белое лицо матери, переводившей взгляд с охранников на Гиппия и обратно. Люди словно оцепенели, покорённые кучкой чужестранцев-наёмников. Ожидание продолжалось долго, и солнце успело высоко подняться над горизонтом. Наконец к Гиппию прискакал взмыленный гонец и что-то тихо передал ему на ухо. По знаку тирана телохранители бросились к нему, прихватив избитого мужчину, после чего они все вместе направились в центр Афин.

– Что происходит? – этот вопрос волновал всех, но ответа не было. Атмосфера праздника, витавшая над городом утром, испарилась, сменившись разочарованием и горечью. Люди начали приходить в себя и расходиться – подальше от лужи крови на земле.

– Мы идём домой, – резко заявила София, не дав Проклу и слова сказать. Тот лишь кивнул:

– Я провожу вас, а потом постараюсь выяснить, что случилось.

– Ну а мы ждать не будем. Думаю, стоит пойти туда, – Финний махнул в сторону, куда отправился Гиппий. – Такое ощущение, что раскрыт какой-то заговор. Не знаю, как вам, а мне страшно. – Братья быстрым шагом направились к афинской агоре – рыночной площади, где всегда можно было узнать последние новости.

Когда Прокл, София и Гектор на повозке добрались до дома, Прокл, несмотря на протесты жены, тут же распряг лошадь и поскакал на ней обратно. По возвращении он был не просто обеспокоен, но растерян. Гектор сказал бы напуган, если бы мог представить испуганного отца. Братья были с ним.

– Гиппарх убит, – с порога сообщил Прокл жене и сыну. – Его убили Гармодий и Аристогитон.

– Но зачем? – воскликнул София. Она отлично знала обоих: они происходили из рода Гефиреев, к которому по матери принадлежала и она сама.

– По городу хотят одни слухи – никто толком ничего не знает. – Прокл устало опустился в кресло, откинув голову на высокую спинку и уронив руки на подлокотники. – Кто-то говорит, что Гиппарх оскорбил сестру Гармодия, запретив ей участвовать в процессии Панафиней. Гармодий достаточно горд, чтобы ему это не понравилось. Однако, судя по всему, они действовали не одни. Мне кажется, были и другие сообщники, а их за день не соберёшь.

– Я слышал, что Гиппарх преследовал Гармодия, ведь ему нравились красивые юноши, – вмешался Диадор. – Некоторые, правда, считают, что не Гармодия, а его сестру. Ты же знал Гармодия – как ты сам считаешь? Это нас целый год не было, но разве ты слеп? Ничего не замечал?

– Будто ты не знаешь Прокла, он не из тех, кто станет интересоваться политикой. Он бежит от неё, как от чумы, – вмешался Финний.

– Я видел, что они замышляют кое-что, но меня это не особо беспокоило. Род Гефиреев с давних пор борется за увеличение политических прав. Многие до сих пор смотрят на них, как на чужаков, – пожал плечами Прокл.

– Не могу сказать, что не согласен с Гефиреями, – заявил Финний. – Наши роды в последнее время тоже не жалуют.

– Что толку жаловаться? – голос Прокла прозвучал так резко, что присутствующие замолчали. – Пока у власти тираны, остальным приходится лишь терпеть, теша себя воспоминаниями о своей знатности и подсчитывая почти бесполезные богатства. Добиться реальной власти можно, лишь забрав её у Гиппия. Похоже, Гармодий и Аристогитон так и решили поступить и проиграли. Гиппий жив, Гармодий мёртв, Аристогитон сбежал, но сумеет ли он скрыться из Афин?

– А что было делать? – Диадор готов был взорваться. – Что ты предлагаешь?

– Ничего я не предлагаю. Мне претит любое убийство. Я не люблю Гиппия, но теперь он будет бояться, а напуганный тиран, как вы понимаете, может быть страшен, как загнанный зверь. Страх потерять власть помрачит его и без того не самый большой ум.

– Это мы понимаем. Но сидеть и ждать, пока он творит, что пожелает, мы не хотим.

– Тогда почему вы не присоединились к тираноубийцам?

– Мы ничего не знали.

– А если бы знали? – жёстко усмехнулся Прокл. – Стали бы действовать вместе с ними? Или предпочли бы посмотреть на результат? Вы только говорите о совместных действиях, но каждый род думает только о собственных интересах. Бутады – один из древнейших и знатных родов – никогда не будут на одной стороне с вами, Алкмеонидами. В свою очередь, Клисфен и Мильтиад друг друга терпеть не могут. Гефиреев до сих пор воспринимают, как чужаков, хотя живут они в Афинах немногим меньше нас или того же Писистрата.

Никогда Гектор не видел, чтобы его отец говорил так запальчиво. Тема явно волновала его до глубины души, но не в его привычке было высказывать свои суждения так резко и решительно. Гектору стало не по себе. То, что происходило, было из ряда вон выходящим, а насторожённые и даже раздражённые взгляды братьев усилили беспокойство мальчика.

Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть.

Однако вновь прибывший казался безобидным – то была женщина лет тридцати, к тому же рабыня. Она испуганно попросила, нельзя ли повидать госпожу, и прошмыгнула на женскую половину, когда Прокл кивком дал согласие.

Вскоре София появилась в сопровождении рабыни и подошла к мужу.

– Меня зовёт подруга. Она на улице. Я сейчас вернусь.

Прокл собирался проводить жену, но София махнула рукой мужу и, не дожидаясь его, вышла. Несколько мгновений спустя раздался страшный крик.

– София! – Прокл рванул к двери. За ним выскочили на улицу братья с Гектором.

На пыльной дороге лежала женщина в шафрановом хитоне и лазурной накидке. Приблизившись, Гектор остановился в нескольких шагах от тела. Он чуть не зажмурился. Он не хотел верить, что это мама, даже глядя на отца, который опустился на колени, крепко прижал женщину к груди и застыл, стиснув зубы и чуть раскачиваясь взад-вперёд. Гектор не замечал и не слышал ничего вокруг. Мало-помалу реальность начала давать о себе знать. Сначала послышался стон, полный боли и тоски. Затем крики соседей, а потом на него обрушились другие звуки жаркого летнего дня.

– Мама, – голос дрожал и срывался. Гектор не мог остановиться, повторяя это слово снова и снова, будто пытаясь уверить себя, что обращается к живой Софии. Потом он кричал, захлёбываясь слезами, не стесняясь никого, а потом отец притянул его к себе, обнял и говорил какие-то слова.

Неслышно подошёл Финний и что-то тихо прошептал Проклу. Тот, неохотно кивнув, выпустил сына из объятий и наклонился над женой, чтобы поднять её тело и перенести в дом. Взгляд Гектора невольно обратился вниз, на платье матери. Одна вещь приковала внимание Гектора. В боку Софии торчал кинжал. Гектор похолодел, глядя на смертельное оружие. То был кинжал, который дорифоры Гиппия забрали у убитого ими мужчины.

Не в силах больше смотреть, Гектор отвернулся, даже не пытаясь вытереть слёзы. Мир расплывался перед глазами, но даже алевшее вдали заходящее солнце напомнило ему о кровавой драме. Он всегда был уверен в будущем, но сейчас его шатало, весь мир вокруг кружился. Впервые в жизни он не представлял, что ждёт его в новом году, который только что начался.