Владимир Маталасов - Тайна Вселенской Реликвии

Савелию, казалось, повезло меньше. Однако, он, шатающейся походкой, то и дело спотыкаясь и падая, уже приближался к сыну. Всё лицо его было в красно-лиловых кровоподтёках и ссадинах. Из уголков губ сочилась кровь. Правой рукой он поддерживал, по-видимому, переломанную левую руку.

Что потом говорил, о чём спрашивал его отец, Лёвушка, как не пытался, разобрать не мог: он почти что ничего не слышал. В ответ с его губ срывались только какие-то нечленораздельные слова. Ухватившись за подставленный отцом локоть, он с неимоверным усилием оторвался от земли. Мелкой дрожью от слабости тряслись коленки. Медленным, затуманенным взором, оглядываясь вокруг, он узрел печальную картину. От леса, только что окружавшего его, не осталось и следа. Почти весь он был повален более, чем за версту в южном направлении от водопада. Осталось лишь оголённое редколесье с дымящимися и пылающими вершинами. Там, где только что был водопад, лежало нагромождение камней, а речки и в помине след простыл. Землю заволакивал едкий, удушливый смрад где-то горящей тайги.

А небо было безоблачным и синим, и кругом – гнетущая, зловещая тишина. Ни крика птиц, ни шороха зверей. Откуда-то из-под стелящейся пелены дыма вынырнул Баламут, отфыркиваясь, беспрестанно тряся головой и жалобно скуля. Всё нехитрое снаряжение путников куда-то бесследно исчезло. Вместо одёжи с них свисали жалкие лохмотья.

Савелий всё говорил и говорил, указывая головой куда-то в сторону и поддерживая сына.

– Дедушка! – промелькнуло в Лёвушкином сознании.

Только теперь он понял, что именно силился объяснить отец, увлекая его в сторону заимки. С трудом пробирались они через дымящийся, бережно уложенный в строго параллельные линии, лесной повал, где обходя его, а где переступая и перелезая через стволы когда-то могучих, вековых кедров и лиственниц.

Добравшись до каёмки не поваленного леса с его горящими и дымящимися вершинами, они, стали углубляться в лесную чащу. Идти стало легче, но дышалось тяжело. Лес, как губка, впитывал в себя дым пожаров, полыхавших очагами то тут, то там. Приходилось их обходить.

Наконец-то впереди замаячил просвет поляны, на которой находилась заимка. Однако, подойдя ближе, стало очевидным, что выйти на неё не предоставляется ни малейшей возможности: вокруг горел лес. Торопливо обходя край поляны, Лёвушка приметил ещё нетронутую языком пламени, но уже дымящуюся, прогалину, на что сразу же обратил внимание отца, дёрнув его за лохмотья рукава.

– Стой здесь, за мной не ходи. Я скоро ворочусь с дедом. – Сказав это, Савелий шагнул в прогалину.

Но как это не могло показаться странным, Лёвушка, хоть и с трудом, расслышал голос отца. Не успел ещё Савелий скрыться за дымовой завесой, как позади него вспыхнул сухостой и валежник. Спустя некоторое время со стороны заимки послышался тревожный и в то же время радостный лай Шалуна, в ответ на который, откуда-то сбоку, раздался заливистый, протяжно-призывный клич Баламута. Началась холодящая душу собачья перекличка, и, вероятно, прощальная. Лёвушка тоскливо ощутил это каким-то «шестым» чувством.

Горящий впереди кустарник, ограничивал видимость. В неистовом отчаянии Лёвушка белкой вскарабкался, насколько мог, на рядом стоявшую, ещё не успевшую заняться огнём, берёзу. Найдя наивыгоднейшее место, откуда просматривалась поляна, крепкой хваткой вцепился в одну из её веток. Ему повезло: сквозь неплотную, расступающуюся завесу дыма, он отчётливо различил сильно накренившийся деревянный сруб заимки посреди большой лесной поляны. Крыша была сорвана и, видимо, унесена невесть в каком направлении.

Отца с дедом Лёвушка приметил лишь тогда, когда они находились на полпути от сруба до передней кромки леса. Савелий тащил отца волоком, одной рукой, на медвежьей шкуре. Другая рука безжизненно повисла в воздухе и болталась плетью в разные стороны. Рядом бежал Шалун. Пребывая в крайнем оцепенении, Лёвушка видел, как отец, пройдя ещё несколько десятков шагов, остановился. Не выпуская из правой руки медвежьей шкуры, он стал глазами искать следы спасительной прогалины. Не обнаружив её, оттащил подальше, назад, тело отца и бросился на поиски выхода. Однако, в скором времени убедился в тщетности всех попыток. Сплюнув, Савелий решительно направился напрямик, в Лёвушкину сторону.

– Лёвушка, сынок! – что было мочи крикнул Савелий. – Слышишь ли ты меня?

– Тя-я-тя! – жалобно протянул Лёвушка, с большим трудом, но всё же расслышав голос отца.

Выйдя из оцепенения, он подтянулся на ветке, чтобы получше разглядеть Савелия.

– Здесь я, на дереве… Я тебя вижу… А ты?..

Савелий поднял голову, всматриваясь в переплетения веток деревьев.

– Здесь, здесь я! – Сделав отчаянную попытку, Лёвушка всем телом стал трясти сравнительно не толстую верхнюю часть берёзы.

Кажется отцу удалось приметить то место, откуда исходил голос сына.

– Слушай меня внимательно! Тебе надо спасаться! Скоро нечем будет дышать. Или сгоришь, или удушишься Немедля слазь с дерева и беги что есть духу… Дорогу домой ты знаешь. – Савелий сделал небольшую паузу и, пытаясь набрать в лёгкие как можно больше воздуха, вдруг надолго зашёлся диким, хриплым кашлем. Немного придя в себя, он продолжал, но уже каким-то не своим, чужим голосом:

– Матери передай, что мол дед Трофим с Савелием всем долго жить приказали, и не кручиниться больно уж шибко!.. И пусть не серчает, ежели что не так было! Прощай, сынок, не поминай лихом!

С этими словами Савелий развернулся и неуверенной, шатающейся походкой направился в сторону отца. Лёвушка видел, как отец, подойдя к деду и встав на колени, наклонился над ним. Едкий дым постепенно стал застилать поляну. Последнее, надолго врезавшееся в Лёвушкину память было то, что отец, по-видимому, окончательно осознав всю безысходность своего положения, с каким-то злобным остервенением погрозил кому-то в сторону леса кулаком. Затем, в лихорадочной спешке что-то нащупав рядом с собой, Савелий поднял руку с каким-то не то камнем, не то ещё чем, пытаясь швырнуть его в сторону своего безжалостного победителя. Но стелящийся дым лесного пожара окончательно скрыл из вида дорогих Лёвушкиному сердцу людей, заслонив собой последнее, печальное действие скорбной, трагической картины.

Лёвушка, кажись, закричал, но так и не услышал собственного голоса. Горькие слёзы обильным потоком хлынули из его глаз по грязным щекам. Стремительно соскользнув с дерева, не помня себя, он ошалело кинулся прочь, куда глаза глядят. Неожиданный, громкий лай Баламута на какое-то мгновение отрезвил его помутившийся разум. Только тут Лёвушка сообразил, что бежит совсем не в ту сторону. Завидев пса, пытавшегося указать ему дорогу, он бросился ему вслед. Мощный вал дыма, сопровождаемый огнём, неожиданно вырвавшийся со стороны, где только что находился Лёвушка, стал быстро преследовать беглецов.