Татьяна Малыгина - «Я крокодила пред Тобою…»

– Марина, тебе плохо?

– Да. Слава, как-то странно. У меня что-то немеют лицо и кисти рук.

Марина прилегла на диван. Славик побежал за водой. Марина чувствовала, как у нее медленно перекашивает лицо. Она встала, подошла к зеркалу. Лучше было этого не видеть. Вся левая половина лица уползла вниз. Холодный пот потек тонкой струйкой от шеи к копчику. Кисти рук свело, и они стали похожи на старые сухие ветки. Марина так и легла с поднятыми вверх скрюченными кистями рук и перекошенным лицом. Картина Сальвадора Дали. Маринка почему-то ее сейчас вспомнила. «Там огромные циферблаты стекают с каких-то предметов… что-то про время… Утекающее время, уползающее время… или стекающее,.. – ее сознание вырвало каких-то горящих жирафов, – тоже, вроде, Дали… Почему Дали? Я видела эти образы у сестры в альбоме, мне тогда понравилось, так необычно… А Оля где? Ах, забыла совсем… она же умерла несколько лет назад…»

– Эй, Марина! – Слава склонился над ней. – На, выпей!

Он протянул стакан воды. Марина попыталась поднять руку и взять стакан. Скрюченные пальцы сковало, как гипсом. Ее тело не понимало простейших движений.

– Э-эя-а… у-а-уу э-ээ…

– Что? Мариша, что? Я не понимаю!

«Я умираю», – хотела сказать Марина. Не смогла. Она не смогла ничего сказать, язык отказывался подчиняться, у нее отнялась речь. Марина спутанным сознанием понимала, что случилась беда, ее парализовало. И жуткий страх сковал больше, чем нервный спазм.

– Аэ-э, у-аайа…

– Марина, полежи, я схожу позвоню Олегу, чтобы приехал.

Марина лежала, как ей казалось, выкатив глаза. Она часто дышала, холодный пот высох от внезапного сильного жара. «Это все. Вот моя совсем короткая жизнь. Я ничего не успела. Машу воспитает Олег. Как жалко, как обидно и как страшно… Какие-то люди пришли, кто они? А, это Мишка, приятель нашей главной „крыши“, что он у меня спрашивает? Про товар? Нет… ты как? Как я? Я умираю, Миша. А где мой Олег? Надо маме сказать, что меня нет».

– Слава, закгывай, на хгрен, лавочку! Почему скогую еще никто не вызвал, охгенели совсем? – картавил Миша, бегая по магазину и размахивая руками. – Милка где?

– Не знаю, не видел ее сегодня, – Славик стоял растерянный, белее белого.

Кто-то из продавцов закрыл магазин, кто-то, наконец, вызвал врача. Примчался Олег.

– Где она?

– Там, в подсобке, на диване!

Олег быстро вошел, сел на широкий край мягкого кожаного дивана и взял Марину за руку, считая пульс. Примерно около сотни ударов.

– Девочка моя, лапочка, все будет хорошо! Какой ужас, господи, что с ней? – Олег повернулся к Славику.

– Инсульт, похоже.

– Охренеть! Почему? Что произошло?

– Да сам не знаю. Работала, все в порядке было. Потом вышла покурить, не было минут двадцать, пришла, сказала, что плохо стало, и вот…

– Есть валерьянка, валокордин?

– Сейчас посмотрю.

Славик принес капли.

– На, Олег. Может, переволновалась? У нас проблемы.

– У вас проблемы, а у нее из-за ваших проблем паралич? Вы обалдели тут все?

– Олег, я ни при чем, правда. Это Людка…

«Милка, Милка, хитрая копилка…» – крутилось в голове у Марины.

Миша с Олегом тихо переговаривались. Славик сидел за столом, подперев подбородок сложенными кулаками. Продавцы молча стояли, смотря на перекошенную Маринку. Вот так. Молодая, веселая, здоровее здоровых, и на тебе. Наконец приехала неотложка. Спокойная женщина-фельдшер вошла в подсобку и раскрыла свой боевой чемоданчик.

– Что случилось?

– Вот… – Олег развел руками, – плохо стало.

– Говорить можешь? – склонилась над Мариной.

– Й-а..

– Понятно. Сколько пальцев? – женщина растопырила пальцы.

Марина показала скрюченную кисть и попыталась улыбнуться.

– Молодец, правильно, садись, пять. Давай давление измерим. Голова болит?

– Й-а..

– Ты у меня, как ослик, иа, иа. Так, сто семьдесят на сто десять. Вы ей муж? – доктор взяла Олега под руку. – Давайте отойдем. Я думаю, инсульта у девочки нет. У нее гипертонический криз, возможно, ее кто-то очень сильно обидел, ну испугалась, может, расстроилась чем-то. Я введу сибазон. Для нее сейчас главное – сон. Долгий, не будить. Пусть спит столько, сколько надо организму.

– А у нее это… ну, лицо… пройдет? Восстановится?

– Да. Не переживайте. И найдите ей спокойную работу. Вот рецепт. Пусть попьет снотворное, корвалол. И, если есть возможность, увезите ее. На море. Пусть забудется.

– Да-да, доктор, спасибо, конечно…

***

Передряги, бандитские разборки были где-то далеко, казалось, что весь тот кошмар был не в ее жизни. Проблему разрешил сам Карим. Переговорив с Милой, он понял весь расклад. Что Мила Мишер кинула банк, своих подельников и крышу. Милка сама прилетела к Кариму в Москву. Он принял ее, выслушал. Стало очевидным, с Марины Толмачевой ничего не взять. Поэтому после финансового расклада Карим снял с Милы Мишер все, что можно было снять, – долг за мясо, проценты, нижнее белье, и стал личной ее крышей, а Милка, продав все свое имущество в Северогорске, перебралась в столицу, где продолжила свою экономическую деятельность уже на высшем уровне. Маринка, считай, отделалась легким испугом. Вскоре после того инцидента, когда Марина лежала на больничном, варварски убили ближайшую Милкину подружку Холодову Лену. Ее зарезали, как свинью, в собственной квартире. Она тоже была в теме Мишеровских дел. Поэтому Марина с Олегом быстро собрались и улетели на две недели на острова, оставив Машу с Тамарой Николаевной.

Месяц спустя Марина в ярком бирюзовом купальнике лежала на белом шезлонге под соломенным зонтиком, скрестив ноги с безупречным педикюром. Широкие поля шляпы закрывали лицо от мягкого осеннего солнца. Под левой рукой, на песке, домиком стояла упавшая раскрытая книга Франсуазы Саган «Немного солнца в холодной воде». Марине очень нравились тонкие рассказы этой чудной француженки. «Так странно, она совсем юной начала писать, лет около семнадцати, кажется. Совсем девчонка, а отношения чувствует, как зрелая женщина. Такая пронзительная тоска в ее рассказах…». В свои тридцать с небольшим Марина чувствовала себя старой, мудрой, уставшей калошей. Двухнедельный больничный завершился заявлением об уходе «по собственному». Калугин рвал и метал, Маша испуганно сидела у кровати матери, глядя в ее новое чужое лицо.

– Мамочка, ты не умресь?

– Машка, не глупи! – Олег перебирал в голове варианты их дальнейшей жизни. – Мама поправится, все будет хорошо. Мариша, я заказал путевки на Канарские острова.

– Здорово… – Марина улыбнулась, – а где мы денег возьмем?

«Лицо почти восстановилось», – Олег очень боялся последствий.

– Я свою однушку продал.

– Олег! Зачем?! Ты продал квартиру?

– А зачем нам две? У нас есть твоя трешка, у бабули моей – еще однокомнатная, у родителей – двушка.