Светлана Черемухина - Долгая дорога к себе

Взяв за плечо и поддерживая за талию, Лариса вывела ее на застекленную террасу. Сквозь окно во всю стену можно было видеть дивный сад. Деревья качались на сильном ветру, солнечные лучи, перебиваемые ветками груш и яблонь, светили в окно и оставляли сияющие дорожки, тянущиеся через всю комнату и пронизывающие пространство помещения.

– Как здесь красиво, – улыбнулась Семерка и замерла, желая посмотреть на это все.

На дорожке среди деревьев увидела знакомую фигуру красивого паренька в инвалидном кресле. Он смотрел на нее. Лицо его было хмурым, но на нем явно читалось желание поговорить, Семерка это разглядела. Неуверенно подняла руку и помахала ему.

– Что ты делаешь? Зачем? – обеспокоенно зашептала Лариса. – Лучше не общайся с ним, прошу тебя.

– Ну почему? – Семерка продолжала улыбаться приближающемуся парню. Его волосы забавно топорщились, в ушах сверкали серебряные клипсы.

– Он опасен, – прошептала Лариса. – Только прошу тебя, не говори никому о том, что я тебе это сказала, – попросила она.

– Ну что ты, конечно же нет, – заверила девушка.

Лариса, придерживая больную одной рукой, второй толкнула дверь, чтобы парень мог подъехать к самой террасе.

– Привет, – обратился Гай к Семерке.

– Привет, – улыбнулась та. – Как твои дела? Можно рабыне задать такой вопрос?

– Вообще-то нет, но я тебе разрешаю.

– Ну так как твои дела?

– Я живу и, наверное, это значит, что не плохо, – он равнодушно пожал плечами.

– Живому псу лучше, нежели мертвому льву, – произнесла девушка, и Лариса не сдержавшись, ахнула.

Гай пристально посмотрел ей в лицо.

– А как твои дела? – спросил он почти сердито.

– Я тоже жива, и вроде бы иду на поправку.

– Да, и сейчас она идет мыться, – осторожно вклинилась в разговор Лариса, пытаясь развернуть девушку к двери, ведущей в ванную комнату.

– А тебя, тварь, я ни о чем не спрашивал и слова тебе не давал, – процедил Гай, бросив на Ларису уничижающий взгляд. Он заметил, как напряглась девушка. – Рабы должны знать свое место, – зачем-то пояснил он. Чего она так побледнела? Проклятье, почему он должен перед ней оправдываться? – Эй, ты, – он посмотрел на Ларису, – оставь нас.

– Но она еще слишком слаба, – попыталась вступиться женщина.

– Принеси ей стул, – приказал Гай тоном, не терпящим возражений.

– Хорошо, – Лариса, опустив глаза, метнулась в комнату и вынесла тяжелый стул с высокой спинкой. Поставила рядом с девушкой и помогла присесть.

– Иди, я позову тебя, – Гай недовольно дернул рукой в сторону комнаты. – И закрой за собой дверь.

Семерка в волнении смотрела на него. Если он опасен своей грубостью, то это она переживет, но если он как Генрих?

– Что ты на меня так смотришь? – сердито спросил Гай, въехав через маленький порожек в комнату. – У меня ослиные уши выросли?

– Нет, у тебя нормальные уши, и красивые сережки, – пожала плечами девушка.

Ей было трудно сидеть, во всем теле ощущалась слабость и начала кружиться голова, но она ни за что ему в этом не признается.

– Тебе нравится серебро?

– Не знаю, наверное, нет, но выглядит красиво. Как рабыне может нравиться серебро? У нее ничего не может быть.

– Сейчас будет, – произнес Гай и стянул один из браслетов с тонкого, почти девичьего запястья. – Держи, это тебе, – протянул подарок девушке.

Он так и не понял, чего она испугалась, только Семерка как-то сильно побледнела и отрицательно замотала головой, вцепившись руками в сидение.

– Если рабыню увидят с дорогим украшением, могут решить, что она его украла, а второго такого наказания я просто не переживу, – объяснила она.

Гай подъехал к ней вплотную, грубо схватил за руку и нацепил на запястье браслет.

– Теперь он твой, и никто тебя за это не накажет, – произнес он строго. – Никто не лишит тебя жизни из-за него.

Девушка посмотрела на затейливое украшение и грустно улыбнулась.

– Знаешь, а зачем рабыне жить? Я вот думаю, что у меня был хороший шанс уйти из этого мира, но меня зачем-то спасли. Стоило ли это делать? Для хозяина да, понимаю, что стоило. Все же за меня заплачены деньги и моя смерть – потеря для него, но не такая уж и большая. А вот мне продолжать такое существование – мучительно, понимаешь?

– Понимаю, – прошептал Гай. – Я тоже иногда думаю, что лучше мне было тогда разбиться вместе с матерью, чем жить так, инвалидом, на всеобщем обозрении.

Они подняли головы и их взгляды встретились. Он не ожидал, что она так сделает, а девушка протянула худые руки к нему и за плечи привлекла к себе. Он не стал сопротивляться. За четыре года, прошедшие со дня смерти матери и его такого жалкого положения, никто ни разу даже не потрепал его по голове, не говоря уж о такой нежности. Никто даже не догадался его приласкать. Был только страх, брезгливость и тайное презрение. Даже родственники только жалели его, избегая долгого с ним общения. Было невыносимо видеть эту жалкую беспомощность: парень с обрубками ног может вызывать только отвращение.

А она все поняла с первого взгляда. Будет жалко потерять ее, но Генрих не отступится от нее.

– Если мы все еще живы, значит, так и должно быть, – проговорила тихо девушка, продолжая его обнимать. – Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно…

Опять это лезет из нее. Какие-то обрывки стихов. Чьи, и откуда она их знает? Ведь не знала же до этой минуты, а вот сейчас пришли на память. Память. Как жаль, что она ее потеряла.

– Ты классная, – неожиданно для себя произнес Гай.

– Я такая, какая есть, и я даже не знаю, какая я. Добрая, или злая, хорошая, или плохая. Понимаешь? Я могу быть любой.

– Так ты меня специально обняла, чтобы показаться мне хорошей и войти ко мне в доверие? – вскинулся Гай, вырвавшись из ее слабых объятий. Он даже отъехал от нее демонстративно.

– Я не знаю, – растерянно пожала плечами девушка. – Гай, я не знаю… Мне просто захотелось это сделать, потому что я вижу, как тебе одиноко и плохо. Ты мог бы парить в вышине, а вместо этого… Ты в силках, в цепях, и в этом не было твоей вины, так случилось. И от этого больно. Мне показалось, что я почувствовала твою боль. Я же тоже в цепях.

Гай все еще недоверчиво смотрел на нее исподлобья.

– Ладно, не изворачивайся, все нормально, – проговорил он, разворачиваясь к дверям, ведущим в сад. – Тебе пора купаться и спать. Ты устала и дрожишь от слабости. Лариса! – крикнул он громко, выезжая на асфальтовую дорожку.

– Тебе вернуть браслет? – спросила девушка, прикоснувшись к подарку.

– Нет, теперь он твой, – и Гай поехал прочь, ни разу не обернувшись.

Выздоровление шло полным ходом. Врач, серьезно мотивированный Генрихом и без вариантов нацеленный на положительный результат, приходил по нескольку раз в день. Спокойный, невозмутимый, много лет назад он научился скрывать истинные чувства под маской невозмутимого специалиста, уверенного в своих знаниях и правоте своих действий. Он умеет не совать нос, куда не следует, и не задавать лишних вопросов.