Игорь Голубятников - По банановым республикам без охраны. Роман-путеводитель

Дорога, как и на любом горном серпантине, то нависает надочередным ущельем, то жмется к очередной скале и тогда кажется, что наш автобус не сможет вписаться в очередной поворот, и мы вот-вот полетим вместе с ним и со всем нашим скарбом в очередные палеозойские тартарары! Однако шофер автобуса, пожилой усатый дядька в распахнутой на волосатой груди рубахе, выглядит абсолютно спокойным и уверенным в себе и в надежности ведомого им «Форда» – гордости американского автопрома. Эту непоколебимую его уверенность не может потревожить, похоже, ничто и никто, дажередкие лихачи, обгоняющие нас на коротких прямых участках дороги, а уж тем более какие-то изгибы Центральноамериканских горок. Мы начинаем постепенно спускаться по серпантину, и тут я замечаю, что нам уже давненько не попадаются встречные машины. То есть, вообще никакого транспорта на левой стороне дороги.

Съезжаем в долину. До города, похоже, отсюда уже недалече потому, как отдельные домишки по обочинам шоссе начинают помаленьку формироваться в непрерывную уличную шеренгу. А чуть позже показывается и вторая от дороги линия застройки. Меж тем, шофер начинает сбавлять потихоньку скорость, испускает какое-то длинное замысловатое ругательство, притормаживает, а потом и вовсе выключает мотор, чуть не уткнувшись бампером в кузов стоящему впереди грузовику с крупным рогатым скотом. Одна из буренок, просунув любопытную морду за доски ограждения над бортом, даже пытается облизать его волосатую грудь через лобовое стекло. А, может, и пощипать ее вместо недосягаемой из грузовика травки! Пассажиры немедленно высовывают головы в окна автобуса и поворачивают их в сторону выявления причин неожиданной остановки, попутно глотая поднявшуюся с обочины обильную пыль.

Так и есть. Мы в конце длиннющей, уходящей за поворот, вновьвыныривающей за утесом и продолжающейся потом до самого горизонта очереди из разнообразных автомобилей. Шофер наш открывает дверь, берет с панели початую пачку сигарет, выходит из кабины, и, судя по тому, как размеренно и неторопливо он это делает, я начинаю сильно сомневаться в возможности устроиться сегодня на ночь в горизонтальном положении.

«Estos culeros me tienen chingado hasta la coronil a!» (переводимый, но отнюдь не литературный фольклор!), – громко жалуется он группе таких же недовольных задержкой водил, скучковавшихся прямо посередине шоссе. Они одобрительно кивают головами, поддакивают, оживленно жестикулируют руками, что-то комментируют, и вообще всячески выражают коллеге свои профессиональные симпатии. Шофер закуривает и присоединяется к эмоциональному обсуждению положения дел на дороге, а заодно и вообще в стране и во всем проклятом Центральноамериканском регионе. Кто-то из наиболее активных (наверняка, член шоферского профсоюза) размашисто идет от закрывшего перспективу поворота в нашу сторону. Не дожидаясь пока он достигнет собравшихся, те кричат ему, мол, что там, за поворотом? Там, за горизонтом?? «Там, там-тарам, там-тарам..», – отвечает нараспев опрашиваемый. А может, это я пою про себя песенку «Самоцветов» о багульнике на сопках с досады, что не удастся мне, горемычному, отдохнуть по-человечески после целого дня езды в полусогнутом положении.

Человек доходит, наконец, до группы, что-то докладывает собранию, размахивая руками и тыкая поверх голов указующим перстом. Видимо, пытается объяснить остальным размеры постигшего их бедствия. Потолковав с коллегами еще несколько минут, оценив поступившие разведданные и выпустив наружу произведенный ими пар недовольства, наш шофер возвращается в автобус и сообщает радостную весть, что впереди какие-то «cochinos» (поросята) положили через дорогу баррикаду из старых покрышек ипрочего мусора. А для усиления визуального и ароматическогоэффектов все это дело подожгли. Стало быть, пока не приедет кто-нибудь из правительства и не выслушает требований протестующих, проезд будет закрыт. Есть, правда, и другой вариант.

Это если приедет не правительство, а представляющие его в таковых ситуациях полиция или армия, дадут протестующим хороших люлей вместо удовлетворения выдвигаемых ими притязаний и очистят проезжу часть от горящего хлама. А, заодно, и от набросавших его.

Народ в автобусе, видимо, привыкший к такого рода манифестациям, спокойно поднимается со своих кресел и организованно выходит искать в придорожных кафешках привычные средства борьбы со скукой. Забегаловок вдоль дороги и, правда, хотьпруд пруди. Окна везде распахнуты для лучшего обзора все той же выпечки, орешков, манго и т.д., но есть также и tortil a con frijoles (лепешка с фасолью) и жареные platanos con mantequil a (жареные бананы со сметаной). Я даже вижу в одном едальном заведении nacatamales – рождественские коврижки из кукурузной массы с кусочками вареного куриного мяса и черносливом внутри. И все, абсолютно все эти запыленные общепитовские учреждения увенчаны, как короной, рекламой вездесущей и всепроникающей «Кока-Колы». Глобализация, однако!

Выбравшись со всеми остальными, кроме индейской пары, пассажирами из автобуса, я иду вдоль дороги, пытаясь найти более – менее чистую лавчонку. Наивный. Чистые в них только зубы хозяек, широко показываемые в дефиле заманивающих улыбок долгожданным покупателям. «Так вот оно в чем дело!», – вдруг осеняет меня уже вторая за день гениальная догадка: – «Вот они-то, хозяева кормежек, и есть главные интересанты закладываемых поперек шоссе баррикад!». Ладно, ничего личного, улыбаюсь я в ответ и покупаю еще одну алюминиевую банку с жидкостью. На сей раз это пиво.

К концу дня в горах свежеет. На этой высоте температура может ночью опускаться до 8—10 градусов по Цельсию, резко контрастируя с климатом лежащих в каких-нибудь ста километрах отсюда долин. Долины эти дивные, некогда сплошь покрытые непроходимой сельвой, простираются от центрального altiplano (плоскогорья) через весь Юкатан на север вплоть до мексиканского Канкуна, и на восток до побережья Белиза и Гондурасского залива. Натянув на себя свитер, я не спеша потягиваю пивко, грызу любимые мной орешки мараньона (которые в России зовут кешью), а темнота тем временем уже наступила.

В горах смена дня и ночи происходит быстро, я бы даже сказал – стремительно. И далеко не во всех деревнях есть электричество. Солнце резво выныривает из-за вершины на рассвете, побуждая обитателей земных к исполнению дел насущных, и так же резво ныряет за какую-нибудь горную сьерру на закате, оставляя бедолаг на вынужденное бдение при свечах.

Неожиданно по встречной полосе с заунывным воем пролетает полицейская машина, по пятам за ней мчится скорая помощь, по-местному – ambulancia, и народ, повинуясь выработанному годами рефлексу, начинает резво подтягиваться к автобусу, дожевывая на ходу. Шофер тоже быстренько поднимается в кабину, заводит мотор и сигналит замешкавшимся пассажирам, побуждая их к повышению посадочной активности. Наконец, все рассаживаются, и мы медленно трогаемся, нагоняя уже отъехавший метров на пятьдесят от нас грузовик с ласковыми печальноглазыми буренками. Они салютуют нам жалобным мычанием, как товарищам по несчастью. Двигаемся шагом километр, другой… Начинает налетать дымок с характерным привкусом жженой резины, разноцветные мерцающие огни припаркованных машин полиции и пожарных всполохами освещают окрестности. Клубы дыма увеличиваются, и мы таки проезжаем злополучную баррикаду. Полицейский в шлеме с поднятым защитным стеклом и мотоциклетных крагах по локоть пытается регулировать любопытных водителей, притормаживающих, чтобы получше разглядеть горящие декорации прошедшего представления.