Анастасия Боронина - Посмертные Мытарства

– О посмертных испытаниях ты мне можешь не рассказывать, горелый! Я как-никак послушником в монастыре не один год подвязался! Небось, побольше твоего знаю о мытарствах и искушениях. И, сдаётся мне, что они как раз уже и начались, и ты – подосланный ко мне обманщик! Плетёшь сейчас вокруг меня свои дьявольские сети лжи, чтобы с верного пути сбить! Так что сгинь прочь, нечисть! Сам разберусь, без тебя! – И при этих словах Никодим осенил себя крестным знамением и уставился на собеседника торжественным взглядом экзорциста. Тот лишь слегка округлил глаза и молча взирал на него, а при виде такого яростного отпора лишь укоризненно вздохнул и проговорил:

– Дурень ты, Никодим! Я помочь хочу, а ты «сгинь», да ещё обзываться! Я-то уйду, да как бы тебе об этом крепко пожалеть не пришлось! Но, как я уже говорил, воля твоя! – И при этих словах начал тихо таять в воздухе: тело его становилось всё прозрачнее и наконец, когда уже почти исчезло из виду, до Никодима долетели последние насмешливые слова: – А чёрный и лысый я по твоей вине, воин Христов! Слыхал, небось, мудрую пословицу: каков поп, таков и приход? – И на этом он совсем исчез.

Никодим остался стоять на пыльной дороге в одиночестве. Ветер пронёс мимо него целую тучу пыли, шлаковые горы молча и, казалось, с укоризной взирали на него со всех сторон. Птицы неустанно кружились в вышине.

– Так, от одного избавился, слава Богу! Интересно только, какой это страстью он меня испытывал? «Празднословием», наверное! Точно! Пока тут с ним болтаешь – слово за слово, да и в пучину! Но, благо, я его быстренько спровадил! Да, дела! – произнёс со вздохом новопреставленный послушник. – А ещё говорят, что после смерти нас ожидает покой! Какой тут покой, если через эту пустыню теперь неделю тащиться! Все ноги собьёшь, пока хоть один приличный искуситель объявится! Уж поскорей бы их всех одолеть! Зря я что ли семь лет в монастыре подвязался, телесные да духовные подвиги во имя Господа Бога творил?

Дальше оставаться на месте было бессмысленно, так что одинокая душа послушника двинулась в путь.

Шёл он три дня, как ему показалось, поскольку тусклое солнце уже трижды поднималось и опускалось за горизонт. Обычной человеческой усталости при этом он не чувствовал, равно как и жажды с голодом. Казалось, что душа его могла бесконечно брести по этим унылым просторам, где день чередовался с ночью, но больше ничего при этом не менялось. Его шаги глухо отдавались в дорожной пыли, его ступни размеренно переступали, но он уже давно заметил, что прогресса при этом никакого не было. Горы, словно мрачные безликие близнецы, монотонно повторялись изо дня в день, и дорога делала повороты, похожие друг на друга как две капли воды. При этом не все горы были одинаковы: пейзаж выглядел так, будто некий бездарный дизайнер создал пару десятков моделей этих гор, а затем расставил их одну за другой без строгой последовательности. Так что вскоре Никодим уже наизусть выучил форму, размер и внешний вид каждой горы. Если бы присвоить каждой из них особенное имя, то эти имена чередовались бы по пути сотнями раз.

– Мои земные грехи! – ворчал про себя измотанный послушник. – Да разве возможно столько нагрешить? Это ж никакой жизни не хватит, а ведь я умер таким молодым! Этот чёрт меня совсем заморочил – всё это его проделки!

И вспоминалась ему прожитая жизнь, вся как на ладони, от колыбели и до самой смерти – смерти, которая застала его врасплох, едва ему исполнилось тридцать три года. И всего-то одной недели жизни не хватило ему для принятия монашеского пострига. Подвязался он послушником в одном из мужских Подмосковных монастырей, где дружная братия трудилась во имя спасения душ. Никодим пришёл в монастырь совсем молодым – в двадцать пять лет. Пришёл не сразу и не целенаправленно, а остался там, так сказать, за неимением лучшего пристанища в жизни. По профессии он был плотником и неплохо работал с деревом, особенно нравилось ему браться за заказы по изготовлению церковных иконостасов, так однажды и оказался он в монастыре, где впоследствии провёл семь долгих лет. Хозяйство там было большое, сильные рабочие руки требовались всегда, да и работы хватало. Так что без дела сидеть не приходилось. А так как семьи у Никодима не осталось и запросы были скромные, то на себя заработка хватало, а порой он работал и за простую кормёжку. Так и прилепился к братии, постепенно пересмотрев смысл жизни, да и прочие свои взгляды, и принял решение окончательно уйти в монахи.

И теперь, под конец третьего дня, Никодим уже продолжал переставлять ноги из чистого упрямства, ибо сидеть без движения в этом мрачном месте ему казалось вовсе невозможным. Он уже отчаялся увидеть хоть что-то ещё, кроме сменяющих друг друга повторяющихся гор, когда на четвёртое «утро» наконец случилось то, о чём он так страстно мечтал, – изменилось всё и сразу.

Никодим вдруг ощутил в душе небывалую радость и спокойствие. Если бы можно было сравнить его состояние с живой природой, то это было похоже на яркий весенний день, когда птицы громко щебечут и солнышко весело пригревает промёрзлую почву, первые цветы распускаются и весело звенят ручьи, так что повсюду видно и слышно одну только радость – радость пробуждения от долгой холодной зимы. Это чувство и все эти образы пронеслись перед его мысленным взором и продлились всего секунд девять, не больше, а затем всё в его душе снова стихло и, казалось, замерло.

Но вот за очередным безликим поворотом пыльной дороги показалась вдруг, как из-под земли выросла, широкая зелёная поляна, над которой ярко сияло солнце вместо надоевших до смерти свинцовых туч. Отсюда больше не было видно уродливых горластых птиц, и горы наконец отступили, предоставив волю пушистому зелёному ковру раскатиться до самого горизонта. Вокруг росло также множество высоких деревьев с пышными кронами – всё в основном красноствольные сосны да берёзы, – так что свет и зелень своим обилием красок вначале прямо-таки ослепили утомлённого ходьбою Никодима. Не то чтобы он устал физически – нет, он ощущал в себе силы шагать так дальше месяцами, но духовно он был измождён однообразным пейзажем и криками противных птиц. Так что такая резкая смена декораций поразила его и взволновала до глубины души, и он сразу же выскочил на траву и побежал по ней, как радостный ребёнок.

Через несколько сотен шагов он заметил трёх людей, что сидели прямо на траве и мирно беседовали, попивая вино и закусывая жареным на костре мясом. По-видимому, у них был здесь настоящий пикник. Никодим нерешительно подошёл ближе и чуть не ахнул от ужаса и удивления: прямо перед ним сидели трое легендарных святых – Иоанн Креститель, Серафим Саровский и святая великомученица Варвара Илиопольская. Никодим медленно приблизился и пал на колени перед великой троицей. Тогда Иоанн, сидевший к нему ближе всех, повернулся и приветливо взмахнул рукою, как бы приглашая Никодима присоединиться к ним.