Александр Аннин - Корректировщик

Шаргин знал, и то, что Хрипунов давно не садился за руль, стал даже побаиваться автомобиля. И вдруг хозяин раздраженно, безо всяких объяснений, требует от своего ближайшего помощника, чтоб тот не задавал лишних вопросов, оставил его в покое – он, дескать, сам поедет в аэропорт, а «мерседес» бросит на платной стоянке.

Чудно! И не просто чудно, а подозрительно. Шаргин, обладавший незаурядным опытом и интуицией, чувствовал, что происходит нечто из ряда вон выходящее. И не только в судьбе Хрипунова, но и в судьбе всего его издательского комплекса. И, значит, в судьбе начальника службы безопасности – а это, собственно, и есть самое главное…

Шаргин попробовал взять себя в руки и проанализировать ситуацию. Для начала он влез в Интернет и внимательно просмотрел сводки новостей за последние дни. Шут его знает, вроде бы ничего экстраординарного, ничто не наводит на размышления… Ну просто тишь да гладь! Ни тебе громких арестов или убийств, ни внесения на рассмотрение в Госдуму финансовых законопроектов, ни резких политических заявлений…

Но уж больно смахивает этот внезапный отъезд шефа в Лондон то ли на бегство, то ли на экстренное, конспиративное свидание с кем-то могущественным, таинственным…

А что у нас, кстати, происходит на Лондонской бирже? Так-так, вот тут есть кое-что любопытное… Прогнозы по золоту: ожидание двух-трехпроцентного роста котировок тройской унции… Неожиданное повышение интереса к акциям российских добывающих и перерабатывающих компаний… Падение цен на продукцию бумажно-картонной отрасли! Ага, Хрипунов – совладелец Кондопожского целлюлозо-бумажного комбината… Может, тут собака зарыта?

Ах, Шаргин, Шаргин! До чего же привык этот хитроумный конспиратор видеть всюду логику и здравый смысл! За свою многолетнюю работу в КГБ он так и не сумел усвоить, что в жизни гораздо большее значение играют скрытые от всех переживания и надуманные проблемы, нежели какие-то реальные судьбоносные процессы.

Как бы то ни было, Владимир Климентьевич продолжал методично «копать», разъясняя ситуацию. Позвонил председателю правления банка «Норд-Вест» Вадиму Биланову, которого знавал еще с советских времен, по партийно-чекистской работе:

– Привет, Билл, как дела?

– А, не спрашивай. Как сажа бела…

– Что так?

– Да ну тебя, ты там совсем заплесневел на старости лет… За новостями не следишь.

– А что за новости? – насторожился Шаргин.

– Медицинские новости, – ответил Биланов, будто передразнивая кого-то. – Ты слышал, что турецкие власти предоставили российской стороне участок побережья под строительство крупного санатория для душевнобольных?

– На что ты намекаешь? Меня это, слава Богу, не касается, – мрачно ответил бывший чекист.

– А вот меня коснулось, – вздохнул банкир. – Мой, бляха-муха, вкладчик, нувориш от психиатрии, некто Градов, решил вложиться в этот проект и перевел в Турцию из моего банка чуть ли не все свои авуары. То бишь денежки. А это, брат, не один миллион долларов…

– Сочувствую, – протянул Шаргин. – Слушай, Билл, а как там другой твой крупный вкладчик – я имею в виду моего босса? С его, как ты выразился, авуарами все в порядке?

Биланов недовольно засопел в трубку.

– Ладно, понял тебя, – усмехнулся Шаргин. – Совесть банкира, понимаете ли… Давай так. Я говорю первую строчку стихотворения, и если счета в неприкосновенности, то ты молчишь, не продолжаешь. А если он что-то куда-то перевел по крупному, ты говоришь вторую строчку. Идет?

– Давай, – невесело ответил Биланов.

– «В лесу родилась елочка»…

Банкир молчал.

– Ну, спасибо, дружище, утешил, – обрадовано вздохнул Шаргин.

– Я просто забыл продолжение, – хихикнул Биланов. – Шучу, шучу, не дергайся…

Шаргин положил трубку и задумался. С одной стороны, вроде бы нет никаких подтверждений его беспокойству. С другой стороны – именно отсутствие каких-либо настораживающих деталей очень часто говорит о тщательной подготовке крутых перемен. К тому же у Хрипунова есть счета и в других банках, не только в «Норд-Весте»…

В общем так, пора выходить в поле. Он лично будет следить за боссом, сядет ему на хвост. В случае чего всегда можно оправдаться чрезмерной заботой, рвением по службе. Какую машину взять? Пожалуй, тридцать первая «Волга» черного цвета в самый раз будет…

Подполковник Максим Басов по сей день тяжко переживал предательство своей благоверной: слишком уж настойчиво он расписывал преимущества холостяцкой жизни, подтрунивал над женатиками, вечно озабоченными своими семейными неурядицами. Наверное, эта ранняя (в смысле возраста) ворчливость и стала одной из причин, по которой Басова прозвали Карлсоном. А потом коллеги стали подмечать и другие черты, роднившие матерого сыщика с персонажем шведской сказки.

Как на пропеллере, мчался он к месту очередного убийства, с компьютерной четкостью расставляя все по своим местам буквально в считанные часы. Авторитет Басова в судебно-правовой системе столицы был так высок, что постановление об аресте подозреваемого выносилось чуть ли не по первому требованию «гения сыска».

Сорокашестилетный опер и внешне удивительно походил на свой мультяшный прообраз. Невысокий, полноватый мужчина «в полном расцвете сил», подполковник выглядел старше своего возраста, несмотря на то, что густые брови и вихры черных волос не тронула седина. Да и характером Басов был схож со своим литературным двойником. Самовлюбленный и в то же время дружелюбный Басов постоянно дерзил начальству и насмехался над младшими по званию, но получалось у него это как-то не обидно.

По своим заслугам, то есть по числу виртуозно раскрытых убийств, да и по годам, Карлсона давно бы надо было повысить в звании до полковника, но… Умные люди понимали, что полковником Басову не стать никогда. И, как ни печально, именно из-за его редкостного сыщицкого таланта. Карлсон нужен «в поле», на месте преступления, а не в начальственном кабинете. А по негласной традиции «полевые» сотрудники не могли иметь звание выше подполковничьего. Дай Басову полковника – и придется повышать его также и в должности, делать заместителем начальника отдела, а, значит, лишаться мобильного, не знающего устали сыщика.

Конечно, понимал это и сам Басов, но все равно был слегка в обиде на такую несправедливость. Начальство же, испытывая некоторую неловкость перед Карлсоном, прощало ему многое из того, что никогда не простилось бы другому: вышеупомянутую дерзость, свободный график работы и еще много чего… В том числе и неизбежные при молниеносных действиях процессуальные нарушения.

Формально старший лейтенант Матушкин не подчинялся Басову, но сидели они в одном кабинете. И так уж сложилось, что Карлсон и Малыш частенько дежурили вместе. Да и просто время от времени Басов предлагал Алексею поехать с ним на место преступления, если Матушкин, конечно, был свободен от срочных дел.