Вадим Гуща - Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези

Злобная брань хрипло клокочет у меня в горле:

– Не вздумай их бросить, нежить, и тогда я оставлю твои кости при тебе. Обещаю.

Улыбка трогает ее губы, с которых нежным мурлыканьем слетают нотки музыкальных слогов, а не обычная речь:

– Зачем? Это же для тебя.

Я не могу понять, каким образом семена-звездочки перелет-травы не умирают в руках нежити. Однако сейчас это не столь важно. Она ждала меня. С семенами. Почему? И она очень похожа на настоящего навья, а не на призрака с другого берега Сафати.

– Я хотела тебя увидеть, волк, – откликается ее голосок моим мыслям, – Ты быстр. Я едва успела для договора.

Ее речь спокойна и не окрашена оттенками страха. Нет, не так. Понятия страх и навка несовместимы. В ее голосе нет озабоченности последствиями встречи. Так правильнее. Нежная шея соблазнительно близко, и сама просится в руки, но стоит мне схватить ее и попытаться сломать, как ладонь у этого порождения Навье гарантированно разожмется, хотя бы для самообороны и семена коснутся травы. А если положить руку на сердце, то не так уж и просто убить навку даже мне. Волку да, а человеку вряд ли возможно. Да и черт с ней, теперь мне позарез нужны семена, хотя еще минуту назад я о них и не вспомнил бы.

Не раздумывая долго, произношу обычно положенную в данном случае фразу:

– Что потребует взамен Навье?

– Поцелуй меня, волк.

– Я не слышал о таких нравах у нежити и озадачен.

Я снова оскорбляю ее, поперхнувшись условием, и я, действительно, более чем озадачен.

– Один поцелуй, волк.

– Нежить-шлюха? – я пожимаю плечами, – Доводилось ли кому встречать таких?

Она не обращает внимания на оскорбление:

– Один твой поцелуй.

– Ты постоянно повторяешься, нежить. Поразительно. Но у меня нет времени выслушивать твои домогательства, – рявкаю я прямо в лицо навке

Навка повторяет предложение твердым голосом, но колокольчики в ее голосе не носят признаков нетерпения:

– Один поцелуй. Никаких других условий договора я не приму.

Зато у меня нет терпения, а уж времени тем более. Я внимательно смотрю на навку. Прекрасное лицо, даже в своей серьезной настойчивости. Волосы девушки шевелятся от моего близкого дыхания, она разжимает кулачок, и четыре семени перелет-травы яркими светлячками снуют у нее на ладони.

– Так ли ценен твой товар, нежить?

Вопрос формальный: кому, как не этой дряни, знать для чего он мне, но поцелуй – это нечто неслыханное в качестве лота договора.

– Четыре к одному, волк. Не стоит даже сомневаться, очень выгодный договор. Тебе может и за всю жизнь не удастся найти столько. Тем более за несколько часов. А этих хватит, чтобы спасти всех.

– Откуда знаешь?

– Знаю. Прими договор, волк.

– Разве живые целуют чужих мертвых? – я цепляюсь за последнюю возможность.

– Чужие или мертвые. Это сейчас ни к чему. Важны живые, которые скоро станут мертвыми. Так ты принимаешь условия, волк?

Вот сейчас я точно уловил нотку напряжение в голосе навки. Что же ей так неймется? Что произойдет, если я соглашусь? Даже мысль обнять ее вызывает оторопь, а уж ощутить вкус ее плоти губами. Все знают, что служанки Паляндры прячут под своими хламидами. Хорошего там уж точно ничего. И кто целовал их? Если бы это была девушка. Однако нет. Так почему же тогда не умерли семена, как только их коснулась не живущая? Здесь в моих знаниях и воспоминаниях сплошной длинный пробел. Но ведь и выбора нет. Или я поцелую это чудовище в невероятно красивой обертке, или мои близкие никогда не выживут. Может, стоит попросить, чтобы она меня пристукнула? А когда натешится, то приведет в чувство? Может, Аллахора потом, если последствия станут печальными, найдет выход? Семена. Они же продолжают жить. Несколько часов у меня в запасе все-таки будет.

Тонкая грань лунного света. Хрупкая иллюзия, отделяющая жестокую навку от не менее жестокого волка. Передо мной выбор из двух проигрышных карт – остаться собой и навсегда потерять близких; или поцеловать навку – и возможно навсегда потерять себя. Отличный выбор, карты даже не стоит тасовать: ни при каком раскладе ни по одной ставке я не выигрываю. Не скажу же я ей о своих сомнениях и рассуждениях. Она очень хочет заключить договор, и я уверен, что навка не проломит мне череп, добираясь до мозга, и не воткнет пальцы кинжалами под ребра. Если бы времени чуть больше. Если бы не рассвет.

Я касаюсь лба левой рукой в ритуальном жесте:

– Да будет так.

Ответный жест и навка переступает зыбкую лунную черту межу нами.

– Да будет так.

Что же ей так невыносимо хочется от меня получить? Откуда у нее семена перелет-травы? Невозможно подгадать место, время и заклинание, когда неизвестных в уравнении десятки. Откуда же она знала? Вот ведь, сучье племя.

Катастрофично не хватает данных. Мозг лихорадочно роется в воспоминаниях. Некстати всплывает в памяти шутливая задачка: из пункта «А» в пункт «Б», навстречу друг другу, по одноколейному пути вышли два поезда. И не столкнулись. Каждый поехал в свою сторону. Почему? Потому что не судьба! Так. Меняем условия. Машинистами навка и я. И поезда столкнулись. Потому что судьба? Или «потому что» – это ответ?

Навка уже вплотную ко мне. Я вздрагиваю. Сглатываю комок в горле. Обнимает за спину: никакого ощущения холода пальцев ее не сжатой ладони, не то, что у той, другой. Прижимается легонько. Хорошо хоть в пределах разумного, не вызывает телом отвращение и тошноту. «Но тунику измажет», злорадно думаю я. Навка запрокидывает голову, веки с длинными ресницами мягко прикрывают глаза, вздрагивают часто.

– Выполняй договор, волк.

Нежить ждет. Чуть припухлые приоткрытые губы с такого расстояния свели бы с ума любого мужчину, изумительно правильные черты лица с тонкими, скульптурной резки, ноздрями, точеная шея, да и запах у нее отнюдь не могильный. «Вцепиться бы ей в горло сейчас»: – проскакивает шальная мысль, но наклоняюсь. Несколько миллиметров до судьбы. Столкнутся или разминутся? Что произойдет? И произойдет ли прямо сейчас? И я прикасаюсь к губам навки.

Только неимоверно краткое мгновение я чувствую прохладную свежесть вечернего заката на ее губах, а затем не я – она целует меня.

Мириады желаний, жадных, зовущих, обжигающих, пронизывают меня насквозь. Разве нежить может быть такой? Я ощущаю ее всем существом: уткнувшуюся мне в подвздошье грудью, прильнувшую трепетным жаром губ, прижимающуюся бедрами до сладкой боли внизу живота.

Захлебываясь чувствами, беззвучно спрашиваю одним разумом:

– Кто же ты, нежить?

И ее сущность распахивается мне навстречу:

– Навка…

Волна нежности захлестывает меня с головой, вызывая такие же ответные чувства, и впервые за время отсутствия в Кройдане я слышу, как Сорка внутри меня радостно приветствует Братца – мужского симбионта настоящего навья женского пола – встряхивая мою память. Сорка! Неужели только присутствие рядом не живущей пробудило ее? Сколько раз Алеся вкладывала в наволочку моей подушки веточки березы, но симбионт наотрез отказывалась обозначить свое присутствие, а сейчас заполняет мое тело, толкая навстречу девушке.