Дмитрий Быстролетов - Para Bellum [журнальный вариант]

— Ну что ж, довольно таинственно, — сказал Гай. — Но зато надежно.

— Когда-нибудь доиграются со своими Сальваторами. И вот что еще: у тебя дол­жна быть пачка газет.

Эта встреча с Фрицем состоялась во вторник. В распоряжении у Гая перед отъ­ездом в Штеттин было еще два дня и три ночи — вполне достаточно, чтобы подгото­вить морально Дорис к тому, что в их жиз­ни наступает временный, не очень приятный период, связанный с массой непредвиден­ных хлопот, разъездов и, не исключено, даже с какой-нибудь регулярной службой. Все это он собирался объяснить необходи­мостью раз и навсегда урегулировать дела с имением и с американскими родственни­ками.

Но в среду произошло несчастье. Оно пришло как раз оттуда, откуда его никто не ждал, и могло бы, при малейшем про­медлении со стороны Гая, привести к непо­правимым последствиям.

В половине пятого, когда он собирался побриться и принять душ, чтобы в поло­вине шестого отправиться на встречу с Дорис — они хотели пойти в кино, а ве­чер провести в ресторане, она должна бы­ла уйти с работы пораньше, — ровно в по­ловине пятого зазвонил телефон.

— Алло, я прошу прощения, — услышал он в трубке незнакомый и как будто ис­пуганный женский голос. Он молчал, сооб­ражая, не ошибка ли это, не провокация ли...

— Алло, алло!. — в растерянности взы­вала трубка.

— Слушаю вас.

— Мне нужен Ганри.

— Я вас слушаю.

— Я от Греты... Случилась беда... — Женщина говорила, сдерживая голос, чегото явно опасаясь. — Я не могу долго гово­рить...

Он чувствовал, что это всерьез.

— Откуда бы звоните?

— Тут, из булочной, на Оливаерштрассе.

— Я буду минут через пятнадцать...

Его прокатная машина ремонтирова­лась, такси он не мог найти минут де­сять, и к булочной приехал почти через полчаса. Женщина, его ожидавшая, ока­залась Луизой Шмидт, кормилицей Марга­риты — матушкой Луизой. Он едва ее уз­нал — так черно, измученно было ее ли­цо, так испуганно, затравленно глядели глаза. Она его не узнала.

Велев шоферу обождать, он взял ма­тушку Луизу под руку и медленно повел по переулку. Снег, выпавший совсем не­давно, превратился в чавкающую мокрую кашу. Рука матушки Луизы дрожала, пере­давая глубокую дрожь всего ее худень­кого тела.

— Что случилось? Скажите коротко са­мое главное.

— Грета ранена в грудь, ей очень плохо.

— Кто ранил? Чем?

— Я его не знаю... Эсэсовец... Но Грета его называла по имени... И он ее тоже... Она его убила...

Гай даже остановился.

— Как убила? Где она сейчас?

— У нас... У меня... И он лежит там...

Гай огляделся. Переулок был совсем пуст.

— Нельзя терять времени, скажите в двух словах: что же произошло? Собери­тесь, не волнуйтесь.

Матушка Луиза вздохнула, прижав руку к сердцу.

— Этот эсэсовец с еще одним пришли за Куртом — это мой сын, мой мальчик...

Гаю в нетерпении хотелось сказать, что они же знакомы, что он помогал Грете пе­реезжать к матушке Луизе, но неосторож­но было бы напоминать об этом. Луиза его не узнала — тем лучше...

— Ну, ну, продолжайте.

— Они вошли, набросились на Курта... Мы как раз обедали — все втроем... Ну, она и говорит: мол, Гюнтер... да, она его назвала Гюнтером, я вспомнила... Говорит: не хотите узнавать старых знакомых... Он посмотрел, и как заорет... Очень обрадо­вался... Кинулся к ней обниматься, кричит своему помощнику что-то, а тот тоже об­радовался, смеется, Курта отпустил... Тут она сделала Курту знак, и он тихонько ушел...

Матушка Луиза снова взялась за сердце и умолкла.

— Ну, дальше, дальше, — нетерпеливо попросил Гай.

— Потом они спохватились, этот второй убежал... А главный, Гюнтер, говорит мне: убирайся, старая... Я пошла, а тот мне на­встречу, говорит главному: ушел наш крас­ный... А Гюнтер ему: убирайся и ты... Я долго на лестнице стояла, не знала, что делать. Потом к соседке на четвертом эта­же хотела позвонить... Тут у нас в кварти­ре что-то сильно хлопнуло, а потом Грета застонала... Я вошла — он на полу валяет­ся, она на кровати сидит. Серая вся, ни кровинки... Послала за вами...

— А этот второй больше не возвра­щался?

— Больше я ничего не видела.

— Квартиру вы заперли?

— Да.

— Дайте ключ.

Она нашарила ключ в кармане пальто, отдала его Гаю.

Соображать надо было быстро.

— Вам туда возвращаться не следует. Идемте. — Гай повел матушку Луизу к так­си, на ходу составляя план действий.

На такси ехать за Маргаритой нельзя. Значит, нужна машина Иштвана. Но Иштвану в это дело ввязываться тоже нельзя.

Значит, должен поехать Ганс. Взять Ганса, добраться до Иштвана — это не менее тридцати минут. Потом еще минут двад­цать на дорогу до дома, где ждет ранен­ная, может быть умирающая, Маргари­та... Долго, слишком долго! А может, сна­чала к Иштвану? Взять машину и самому поехать к Гансу? Но по времени будет од­но и то же.

Что делать? Поговорить с шофером так­си и положиться на его молчание? Исклю­чено! И куда девать матушку Луизу? По­ложим, о ней побеспокоится Альдона, пристроит в больнице у доктора Пауля. Но сейчас, куда ее сейчас?

Он поглядел вдоль улицы и заметил скромную вывеску маленького кафе. До­стал деньги, сунул в застывший, скрючен­ный кулачок матушки Луизы бумажку.

— Вот что. Видите кафе?

— Да, — еле слышно ответила она.

— Идите туда, выпейте кофе, согрей­тесь. Ждите там, за вами приедут. Только не уходите никуда. Повторяю: вам домой возвращаться нельзя.

Она застонала.

— А как же?..

— Ничего, ничего, все будет в порядке. Только ждите. Может быть, это будет ча­са через три, а может, и больше, но за ва­ми обязательно приедут. Вы меня поняли?

— Да... — как-то безнадежно произнес­ла она.

— Идите, прошу вас!..

Ему крупно повезло: Иштван оказался на месте, Ганс с Альдоной были тоже дома. Взяв машину Иштвана, Гай пригнал ее к Гансу. Попросил Альдону позвонить докто­ру Паулю, сказать, что будет пациент, нуждающийся в срочной хирургической помощи. Затем Ганс сел за баранку, Аль­дона с ним рядом, а Гай — на задний ди­ван. Ганс водил машину отлично. Даже то обстоятельство, что он должен был почти всю дорогу напряженно слушать и запоми­нать — Гай описывал дом, парадное, лест­ницу, квартиру матушки Луизы, давал ин­струкции на случай непредвиденных столк­новений, — даже при всем том Ганс сумел добраться до переулка, куда выходил двор дома матушки Луизы, на несколько минут раньше, чем рассчитывал Гай.

Ганс и Альдона, сохраняя вид неторопящихся людей, зашагали к подъезду, а Гай остался в машине, привалившись в угол. Мотор остался незыключенным, машину трясла мелкая частая дрожь, время от вре­мени перемежаемая судорогой, и Гай ма­шинально отметил, что мотор у Иштвана не­важный, а потом подумал, что эта дрожь похожа на графическую запись его душев­ного состояния с того момента, как раздал­ся звонок матушки Луизы.