Павел Назаров - Погоня по Средней Азии. Побег от ленинской тайной полиции

Во внутреннем дворе, среди толпы, приветствовавшей меня неистовыми криками, я наблюдал забавную сценку.

Прямо напротив массивной тюремной стены стояла дрожащая фигура. Это был человек отталкивающего вида, более походящий на обезьяну чем на человека. Он был среднего роста, крепкого телосложения, с ненормально длинными руками, грубой тяжёлой фигурой, прямыми черными волосами, очень низким лбом и маленькими голубыми бегающими глазками.

Позади него чуть поодаль на ступенях тюрьмы стоял молодой князь С., целясь из винтовки в этого питекантропа. Князь повернул вопрошающий взгляд на меня, будто спрашивая, нажимать ему на курок или нет.

«Простите! Простите! Пощадите меня! Пощадите меня!» – питекантроп тихо бормотал в ужасе. «Я всегда был против жестокости… Я всегда был против расстрелов… Я всегда защищал буржуазию… Я помогу вам …Пощадите меня ….»

Я улыбнулся, и смех пробежал по толпе стоящих здесь людей, ибо этот питекантроп, дрожащий сейчас от ужаса при виде винтовки, был печально известен своей жестокостью. Это был военный комиссар Пашко 17 17 В. А. Пашко – бывший помощник военкома Туркреспублики, расстрелянный во время Осиповского мятежа в Ташкенте в январе 1919 года. Скорее всего, это реально существовавшее лицо, однако, по-видимому, в силу его одиозности и проявленного садизма имеется чрезвычайно мало информации о нём в открытых советских источниках, относящихся к описываемому периоду времени. (Примечание переводчика). . На его совести было тысячи смертей, некоторых он убил собственноручно, сотни людей он сам пытал. Еще до своего прибытия в Ташкент это существо приобрело дурную славу своей дикой жестокостью в Севастополе, где он изобрёл свою знаменитую фразу «Митинг на дне моря», когда он бросил на съедение акулам несколько сот офицеров старого флота.

Пашко на самом деле был дегенератом, получеловеком-полускотиной, которому люди с таким лёгким сердцем вручили бразды правления во время революции.

«Оставьте его на время», – предложил я князю, – «Мы должны сначала допросить его; он может сообщить нам немало полезных вещей».

Его быстро связали и увезли в грузовике.

Эта удивительная трусость, низость и отсутствие чувства собственного достоинства была характерна для всех этих активных революционеров и их вожаков. Они были презренными мерзавцами, и даже не представляли себе, как умирать с честью.

Когда я вышел, наконец, на улицы, я нашел их переполненными людьми, как русскими, так и местными, смеющимися от радости. Они окружили меня, поздравляли меня, трясли мне руки и обнимали меня.

Внезапно возникло молчание. По толпе пробежал тревожный шёпот. Вдали на улице появился отряд всадников, скачущий к нам. Что это могло значить? Кем они были? Красные или белые? Друзья или враги? Толпа замерла как вкопанная.

Люди, которые так измучились, люди, которые только что ощутили вкус радости свободы, ждали с тревогой возвращения этого кошмара.

Неожиданно из тысяч глоток вырвался крик: «Ура!!»

Это был скачущий к нам отряд белых кавалеристов, посланный нам на помощь генералом Л.К., так как он думал, что тюрьма все еще не взята.

Медленно я побрел домой. По пути меня останавливали и приветствовали со всех сторон. Я был переполнен добротой и вниманием; знакомые и незнакомые мне люди хлопали меня по плечу, пожимали мне руки, обнимали и целовали меня. Улицы были полны людей, вздохнувших свободно, после четырнадцати месяцев под ярмом большевиков.

Звонящие церковные колокола возносили хвалу Небесам за освобождение от рук сил зла. День был чудесный и солнечный, голубое небо и лёгкий морозец в воздухе, как будто сама Природа разделяла человеческую радость. Это был момент триумфа, когда, как мы тогда наивно думали, земля наконец очищена от бандитов. Простая тридцатичасовая поездка на поезде отделяла нас от британских сил, находящихся в Чарджоу, которые не встретили бы реального сопротивления.

А в моем доме меня с радостью ожидала моя жена, а с нею и Ромашка ….

Рано утром следующего дня были слышны винтовочные выстрелы и раскаты орудийных выстрелов. Рабочие, которые присоединились к белым, поменяли свою окраску и перешли к Советам. На третий день город был опять в руках черни, ведомой коммунистами. Шёл невиданный грабеж и необузданные убийства. У меня не было лошади, и я не мог последовать за отступающей горсткой белых. Я собственными глазами видел, как убили главу шведского красного креста и сестру милосердия. Большевики забрали несчастную девушку, которую я хорошо знал, вместе с её матерью в железнодорожные мастерские, откуда никто не вернулся живым. Были арестованы более пяти тысяч образованных людей. Им приказали вырыть братскую могилу, раздели догола и всех расстреляли. Их едва присыпали сверху землёй. Многие погребённые всё ещё дышали. Молодой князь С., совсем еще мальчишка, раненный не смертельно, упал поверх кучи трупов; он пролежал без сознания многие часы на этой ужасной кровати и ночью сумел выползти и добраться домой. Его отец уже был убит, а его мать, увидев стоящего перед ней сына голого и забрызганного кровью, тут же на месте сошла с ума. Его сестра обмыла и перевязала его раны, уложила в постель и ухаживала за ним; но на следующий день по доносу соседей, пришли большевики и расстреляли обоих. Установилась холодная снежная зима, и лужи застывшей крови долго оставались на улицах и тротуарах.

Я нашёл убежище в доме, где ранее прятался британский офицер 18 18 Это был Фредерик Маршман Бейли, и этот случай был им подробно описан в его книге Mission to Tashkent, изданной впервые в Великобритании в 1946 году. На русском языке в России эта книга – Миссия в Ташкент была впервые издана в 2013 году в переводе Анатолия Михайлова. М.: «Языки славянской культуры», 2013. – С. 384, ил.. – ISBN 978-5-9551-0620-5. (Примечание переводчика). . Рядом с кроватью был передвижной шкаф и люк, через который можно было спуститься вниз в подвал и переждать пока длится обыск. Однажды случилось не менее семнадцати визитов в дом по месту моего жительства. Особенно отличались австрийские военнопленные. Правительство «рабочих масс», конечно, было интернациональным.

Вскоре пришло известие, что советские власти узнали о месте моего укрытия, и я вынужден был искать другое безопасное место. К вечеру 12 января, когда солнце скрылось за проспектом с высокими тополями, замерзший снег хрустел резко под моими шагами и здания скрывались в туманном мраке, я вышел из города. Я загримировался, имел в кармане фальшивое удостоверение личности и успешно миновал красные патрули на окраине.

Я совсем не представлял себе, что отправляюсь в долгую и далекую одиссею, которая приведёт меня прямо через Среднюю Азию в таинственную землю Тибета, через Гималаи на равнины Индостана. Напротив, я думал, что скоро вернусь домой; разве не стояли британские силы на Амударье, в то время как на севере атаман Дутов действовал со своими казаками?