Павел Назаров - Погоня по Средней Азии. Побег от ленинской тайной полиции

Враги Рабоче-крестьянского правительства не обеспечивались освещением, и как только стало темно мне не оставалось ничего другого, как только лечь на голые доски широкой скамьи и попытаться заснуть.

Среди ночи я был разбужен шумом открывавшейся двери, шагами и светом. Вошли два члена Чека в сопровождении пары вооруженных солдат красной армии.

«Мы пришли сообщить вам», – сказали они: «Что принято постановление расстрелять вас».

«Хорошо; тогда расстреливайте», – ответил я.

И снова я увидел на их отталкивающих физиономиях то же самое выражение тупого непонимания, которое несколько раньше я заметил у судьи революционного трибунала.

Эти полускотские существа, переполненные примитивным марксизмом, грубые невежественные материалисты могли понимать только примитивный животный страх.

Смерть, которая в их глазах была полным уничтожением индивидуальности, для большинства из них была ужасной вещью. Они думали, что испугают меня, и когда увидели, что их угрозы не подействовали, они пришли в замешательство; они не могли придумать, чем ещё можно запугать, чем худшим угрожать. Позже они стали прибегать к пыткам и для этого они использовали китайцев или латышей, но пока они боялись это делать, так как красноармейцы и местные сарты 10 10 Сарты – до 1917 года общее наименование осёдлой части населения Средней Азии – осёдлых узбеков и отчасти равнинных таджиков. (Примечание переводчика). могли начать протестовать. И все равно, достаточно часто они замучивали заключённых до смерти, когда под предлогом «предоставления им ванны» они ошпаривали их кипятком.

Бормоча что-то под нос, они вышли, а я лег и проспал до утра.

Пару дней спустя в одиннадцать часов ночи меня забрали и отвели наверх в большую комнату. Вокруг стола, покрытого красной скатертью сидел весь ЧК. С триумфальным видом они вручили мне лист бумаги с длинным списком вопросов о «заговоре против правительства рабочих и крестьян». Кто был в числе заговорщиков? Где они брали финансы? Где их армия и насколько они были готовы? В какой связи они были с сотрудниками британо-индийского контингента, который вторгся на мирную землю Туркестанской советской социалистической республики и так далее.

«Если вы дадите детальные письменные ответы на все эти вопросы, мы простим вас», – сказал председатель; «Однако, если вы откажитесь отвечать или дадите неправильные ответы, мы расстреляем вас. Хорошенько подумайте об этом и завтра вечером дайте нам свой ответ».

Пробежав глазами по списку вопросов, я улыбнулся, возвращая бумаги назад, и сказал —

«Расстреливайте. Я не могу ответить ни на один из ваших вопросов, потому что все это чушь, ваша фантазия. Никакого заговора не существовало вообще.

«Подумайте хорошенько», – снова сказал председатель; «скажите правду и мы дадим вам деньги и паспорт и пошлём вас тайно заграницу».

«Я знаю, куда вы меня пошлёте в любом случае, так что, пошли вы…», – подумал я про себя и затем повторил:

«Никакого заговора не было. Несколько офицеров уехало в Фергану, чтобы избежать вашего преследования, так как вы убивали каждого, кто с честью сражался за свою страну. Я дал им деньги на эту поездку из своих личных средств».

Не получив больше никаких сведений от меня, они продержали меня в подвале еще три дня, а затем отправили в тюрьму.

Тюрьма в те дни была точно такой, какой она была в царское время. Странно это говорить, но после подвала ЧК я чувствовал себя намного лучше в тюрьме, хотя и был посажен в одиночную камеру.

На второй день кто-то бросил мне местную газету через небольшое оконце для наблюдения в двери. В ней содержалось официальное заявление советских властей о том, что заговор «белых бандитов» с целью свержения диктатуры пролетариата был сокрушён, и теперь его главарь и главный организатор находится в руках советского правительства. Это заявление было подписано целой толпой народных комиссаров 11 11 Напечатано в «Нашей газете» 29 октября 1918 года (Примечание переводчика). . Они мало догадывались, как сильно они ошибались.

Я провёл целый месяц в одиночном заключении. Раз в день они разрешали мне прогулку во дворе под присмотром двух вооружённых солдат. Общение с другими заключенными и моими друзьями было невозможно. Моя камера проветривалась через небольшое закрытое железными прутьями окошко, которое находилось вверху почти под потолком. Через него я мог видеть только маленький клочок голубого неба.

Началась чудесная туркестанская осень, сухая, чистая и тёплая, время перелета многочисленных стай птиц с далекого севера. По ночам я часто слышал их крики, когда они пролетали; свист болотных птиц, мелодичное курлыканье журавлей, глубокие крики диких гусей, всё это долетало до моих ушей. Птицы, радующиеся своей свободе, направлялись в тёплые края, свободные в необъятном пространстве, далеко в Индию, землю чудес! Моя душа летела вместе с ними в эту чудесную землю, такую далёкую от штормов и тревог революции. Мысленно я говорил «прощайте» этим старым друзьям, которых я так любил с детства, вызывая в памяти картины чудесной природы и дней охоты в Туркестане. Меня постоянно не оставляла мысль, что каждая ночь могла стать моей последней. Мне это никогда не приходило в голову в один из тех дней, когда я также следовал по тому же самому маршруту через горы, над которыми эти птицы летели тогда далёко в солнечные долины Индостана.

Каждую неделю меня привозили на допросы в ЧК под усиленной вооружённой охраной. Новый «следователь» теперь устраивал мне перекрёстные допросы, и, как я должен с сожалением заметить, это был настоящий военный юрист, пошедший на службу к большевикам; но даже и он был поразительно невежественным, думая, что город Мешхед находится в Западном Китае, а Кашгар в Персии.

Двое или трое из моих конвоиров всегда присутствовали на этих допросах. Это были простые бесхитростные парни, русские крестьяне, служившие ещё в старой русской армии. Они сказали мне, что большевики мучают заключенных и изводят их с величайшей жестокостью, и поэтому они решили всегда присутствовать на этих допросах и следить за тем, чтобы ничего подобного не происходило. В это время коммунисты «демократизировали» всё, что можно и допустили солдат и рабочих во все свои Советы и институты и таким образом боялись возражать против такого требования со стороны моих конвоиров. Отношения между этими молодыми солдатами и большевистскими чиновниками и комиссарами были очень напряжёнными.

В тюрьме вызов любого заключенного в ЧК всегда вызывал большое волнение. Иногда эти бедняги просто исчезали, а иногда они возвращались в прискорбном состоянии.

Однажды они продержали меня в ЧК с раннего утра до десяти часов вечера. Когда я вернулся в тюрьму, то привратник, раньше работавший извозчиком в городе и хорошо меня знавший, обрадовался, снова увидев меня живым, и воскликнул —