Борис Джурко - Концерт для врача с гитарой

Последний довод меня рассмешил, я вышел из дома с непреклонным намерением реализовать свои планы и по мере приближения к пляжу всё отчётливее ощущал неотвратимость знакомства, а оказавшись на нём, с беспощадной ясностью осознал, что для знакомства этот день не подходит. То есть не то чтобы чуть-чуть, а не подходит совсем! Как я сразу не понял? Во-первых, жарко и в голове кавардак; во-вторых, познакомься я с ней, мне пришлось бы её развлекать, идти туда, куда она пожелает. Короче, был бы связан по рукам и ногам. Но кто обязал меня это делать сегодня? Ведь можно и завтра, когда прилетит ветерок…

Не обнаружив незнакомку на пляже, я испытал облегчение. Предчувствие не обмануло меня: сегодня ей не суждено со мной познакомиться. Однако не найдя её вечером в парке я не на шутку встревожился. А утром не увидел на пляже. Я никогда её больше не видел.

С тех пор каждым летом влечёт меня в Крым, будто кто-то ждёт меня там. Может, она сейчас в Ялте обо мне вспоминает, – думаю я и слышу крик чаек, шорох прибоя и вижу бегущего к пляжу мальчишку, но вспомнить её уже не могу. Время стёрло её лицо и улыбку. Не ослабевает лишь неизъяснимо печальное и светлое чувство, овладевающее мной при мысли о ней.

C Мишкой я познакомился в седьмом классе. Точнее в школьном коридоре, в котором мы оказались во время уроков. Мишка не был ничем примечателен – среднего роста и такой же наружности. Он таким и остался бы в моей памяти навсегда, если бы не схлестнулся с первым драчуном нашей школы, а после того как они разбили друг другу носы, он в моих глазах существенно вырос.

В тот день нас послали домой за родителями, но поскольку они ещё не вернулись с работы, мы отправились в Таврический сад за мороженым, благо он находился на противоположной стороне Таврической улицы. Когда мы вышли на мостик через протоку, до тележки с мороженым оставалось не более сотни шагов, после которых дальнейшие события могли развиваться в более приятном для нас направлении. Но у Мишки развязался шнурок.

Нагнувшись к ботинку, он увидел на отмели стайку рыбёшек и спросил, что я думаю о рыбалке. Спросил не из любопытства, а так…, наверное, сам не знал почему. Ведь каждый из нас не знает порой, отчего случается именно то, что случается, а не то на что мы рассчитывали. Например, Мишка без умолка мог болтать на уроках за партой, но почему-то молчал у доски.

«Тяжело с тобой, парень», – вздохнул он, узнав, что ловля рыбы – важнейший этап производства рыбных консервов, в частности шпрот, которые я очень любил. Аналогичного мнения придерживался и Мишкин портфель, носивший на рыбалку червей в банках из-под рыбных консервов. Но его хозяин был троечником и слабо разбирался в рыбной промышленности. Пристроив портфель на перилах моста, он стал рассказывать мне о рыбалке, о том, что такое подсак и как забросить блесну и о многом другом, о чём я понятия не имел и иметь не хотел.

Тем временем Мишка, перешёл от теории к практике и, размахнувшись для «заброса блесны», сбил в воду портфель. Он его долго выхаживал, выносил сушить на балкон, натирал касторовым маслом, даже возил на консультацию в сапожную мастерскую, но портфель постарел, окривел и усох, бросил школу и уехал в деревню, где ходил на рыбалку с Мишкиным дедом.

С тех пор минуло четырнадцать лет. Мы стали врачами. Я занимаюсь наукой в НИИ, а Мишка работает хирургом в городской поликлинике, имеет своё мнение обо всём и спорит со всеми по любому вопросу. В особенности со мной. Взять, к примеру, наши споры об отпуске. О том, чтобы хоть раз провести его вместе, у нас сложилось единое мнение, а по вопросу, где его провести – уже два. Я не мог представить лето без Крыма, а он представлял это с лёгкостью и каждым летом уезжал в Зарасай на рыбалку. В конце концов, мы решили положиться во всём на судьбу. Кому, как ни ей было знать, что для нас лучше? И, бросив жребий, я поехал в Литву на рыбалку.

Ранним утром питерский автобус въехал в укрытый мглой город и, свернув на перекрёстке в бескрайнюю лужу, подплыл к «причалу» автовокзала. Даугавпилс находился в тридцати километрах севернее Зарасая и в пятистах южнее Петербурга. Но вопреки его географическому положению и заверениям Мишки о том, что в нём всегда теплее, чем в Питере, проливной дождь не казался приятным. Сойдя с автобуса, мы по щиколотку погрузились в сплошные потоки воды. Казалось, они уносят нас безвозвратно куда-то. И Мишку действительно унесло.

– Мишка-а! – позвал я его, но из-за шума дождя не расслышал свой голос. – Мишка! Ты где?! – крикнул я громче.

– На автовокзале, наверное, – ответил холщовый плащ с капюшоном. – Пойдём, провожу, – предложил он, подхватив меня под руку. – А я, старая кляча, на автобус опоздала, – обернулся он обыкновенной старушкой. – За соседку языком зацепилась.

– Не в Зарасай опоздали случайно? – поддержал я разговор.

– В Зарасай, в Зарасай. Там дом у меня.

– А когда следующий будет? – проникся я проблемой старушки.

– Дом? Ах, автобус… Так часа через два, не раньше.

– Мишка-а! – закричал снова я, и она меня отпустила.

– Не хочу тебя огорчать, – вышел он из дождя и, услыхав от старушки, что в её огороде затопило картошку, отвёл меня на железнодорожный вокзал, чтобы там дождаться автобуса.

Разместившись в кассовом зале на деревянной скамье, мы сменили мокрые куртки на толстые свитера, легкомысленно уложенные на дно наших сумок, и решили вздремнуть. Точнее, вздремнуть решил я, а Мишка просто заснул. И это на холодной скамье! Чтобы узнать, на что она тратит наше тепло, я заглянул под скамейку и обнаружил её прижатой к батарее парового отопления. А летом, как известно, они все ледяные. Тем паче чугунные. Попытки их разлучить не увенчались успехом. Зато Мишка проснулся и произнёс с раздражением: «Хватит дёргаться. Она к полу привинчена».

Ах, вот оно что. Он пережидает здесь дождь не впервые! А я удивлялся, увидев его на пакете с одеждой. Думал, уселся случайно. Коварный обманщик! Он знал, что ждёт его впереди. Но почему он смотрит вперёд с интересом? Будто увидел что-то впервые. Взглянув в ту же сторону, я ничего интересного не увидел: лишь пару скамеек да очередь в кассу. Впрочем, очередь была настолько мала, что не заметить её было сложно. А на холодной скамейке тем более!

Идея завершить поездку в Литву возвращением в Питер пришла в наши головы одновременно, и мы её почтили вставанием. Затем произошло нечто из ряда вон выходящее. Едва привстав со скамьи, мы оказались вдали от неё, будто вырезали кусок киноленты. Мишка с кошельком стоял в конце очереди, а я с досадой – у расписания поездов. Я смотрел на него и не мог оторваться. Как в школьной задачке предлагалось решить, в каком направлении мы поедем сегодня, если поезд в Питер отправится на двенадцать часов позднее автобуса в Зарасай? Ответ мы не знали, а задачу решить не могли. Даже списать было не у кого. И мы вернулись к скамейке.