Борис Джурко - Концерт для врача с гитарой

– А ещё говорят… – хотел я процитировать Мишкино изречение, но лязгнув зубами от холода, едва не прикусил свой язык.

– Что? – спросил он равнодушно.

– …говорят, – процедил я беззлобно сквозь зубы, – что здесь всегда теплее, чем в Питере.

– Да? – изобразил он удивление.

– …а когда идёт дождь… – воспроизвёл я зубами дробь дождя за окном, – это очень прия-я-ятно.

И мы хохотнули, причём у Мишки это получилось неестественно громко. А потом была тишина. И дробь дождя за окном ей ничуть не мешала. Напротив, назойливым напоминанием о неминуемой осени она делала её угнетающей.

«Что ж, – думал я, глядя в омываемое ливнем окно, – никто не гнал меня сюда. Сам согласился. Но отчего мне тоскливо?». И словно услышав мой стон, Мишка достал из сумки початую при отъезде из Питера бутылку с портвейном – универсальным средством борьбы с непогодой. Сработало оно и сейчас, позволив трезво оценить ситуацию.

Для чего мы везли сюда на автобусе сумки? – задались мы вопросом. – Неужели для того, чтобы отвезти их обратно на поезде? И то ли от этих вопросов, то ли от сиротливого вида опустошённой бутылки мы вновь решили положиться во всём на судьбу и, сдав на хранение вещи, отправились на экскурсию по вокзалу.

Миновав ряд ничем непримечательных помещений, мы остановились перед металлической дверью и, преодолев сопротивление мощной пружины, оказались вышвырнутыми ею на улицу. То, что мы там увидели, заставило нас броситься к закрывавшейся двери. Но в этот раз победила пружина.

Жмурясь от яркого солнца, Мишка спросил:

– Ты что-нибудь понимаешь?

Предчувствие непостижимого, чего-то из ряда вон выходящего, возникшее у меня после того как я шагнул из непогоды под солнце, вновь охватило меня, когда Мишка нажал на кнопку звонка одноэтажного дома на улице Мельникайте в Зарасае, в котором жили давние знакомые его родителей Попроцкусы.

Дверь распахнулась, и навстречу нам вышел Владимир Басов – мой любимый актёр! Худощавый, среднего роста, с глубокими залысинами, выдающимся носом, весёлыми хитринками в светлых глазах и басовитым голосом он обнял Мишку и развернулся ко мне с такой лучезарной улыбкой, будто давно мечтал со мной познакомиться. Смущало одно: он представился Феликсом Ивановичем.

– А его все принимают за Басова, – объяснила мне Ирена Станиславовна, симпатичная и, судя по улыбке, добрая женщина.

Сложив вещи в отведённой нам комнате, мы поспешили на умытые дождём улочки Зарасая, дышавшие той пьянящей, рождающей легкомысленное ощущение бесконечности жизни свежестью, которая приносится первым снегом или долгожданной весной, одевающей зеленью кусты и деревья.

Мишке не терпелось пройтись по любимому городу, а мне любопытно было взглянуть на место одного из самых циничных и бессмысленных преступлений – убийства лучших месяцев Мишкиной жизни, которое почему-то до сих пор не раскрыто. Даже следствия по нему не велось. В нём якобы не прослеживается ни малейших мотивов, и отсутствуют какие бы то ни были подозреваемые, хотя ещё до осмотра места преступления для меня не было тайной, что оно было совершено по сугубо личным мотивам, и даже известно по чьим. Однако никого кроме меня это не интересовало. В том числе Мишку.

Надо отдать ему должное: место преступления было им выбрано подходящее. В таких условиях его можно было совершать ежедневно. И, несмотря на то что, как правило, через три недели жертве удавалось сбежать, она каждым летом сюда возвращалась, ибо всё здесь располагало к умиротворяющей беспечности и легкомысленной беззаботности. Разместившись на зелёных холмах среди синих озер, городок то ли погружался в них медленно, то ли выплывал из отражённых в них облаков. Во всяком случае, одно можно было с уверенностью утверждать: Зарасай – самый сине-зелёный город на свете. После Ялты конечно. Всё в нём было выкрашено в эти цвета: небо, деревья и трава со скамейками ну и конечно озёра. Лишь белоснежный костёл, жилые дома из белого кирпича да терракотового цвета рубашка на Мишке выбивались из этого ряда.

Всё же главными особенностями города были тишина и спокойствие. Укрытый одеялом зелени, он беспечно дремал, не замечая того, что оно сбилось в кучи и, покрывая преступника, сползло в прибрежье озёр.

Дом Попроцкусов находился неподалёку от площади, похожей на обыкновеннейший сквер кустами, деревьями, цветочными клумбами и одним, зато очень большим неработающим фонтаном. Главной же достопримечательностью площади и всего города являлся костёл Успения пресвятой Девы Марии, паривший двумя башнями над площадью и могилами своих бывших служителей.

В лёгкой печали от далёкой, на что мы очень рассчитывали, но неминуемой участи мы спустились к берегу озера, где её играючи сдул ветерок. Словно истосковавшаяся по хозяевам собака, налетел он на нас, обшарил с головы до ног и выбил слёзы из глаз. Если бы не зазевавшийся велосипедист, не успевший свернуть в переулок, неизвестно какой пейзаж я бы сейчас вам описывал. К счастью, как любая собака, перед велосипедистом ветерок не смог устоять и помчался вдогонку. А мы укрылись в симпатичной «стекляшке» – пивном павильоне со стеклянными стенами и, сидя за столиком с двумя кружками пива, обсуждали предложение Феликса Ивановича порыбачить на озере Самавас в десяти километрах от города, где он купил дом для своей сестры Адельки, переехавшей в него из-под Каунаса. Она была знахаркой и в поисках целебной травы подолгу блуждала по лесу или навещала больных, поэтому не возражала, когда у неё останавливались знакомые Феликсу Ивановичу рыбаки.

Жить на берегу озера и ни от кого не зависеть, что могло быть заманчивее? Вот только добраться туда было не просто. Сначала надо было доехать на автобусе до хутора под грозным названием «Гражюте», потом пройти пару километров по лесу и ещё полтора по берегу озера.

– Конечно можно и так, – согласился с Феликсом Ивановичем «Басов». – Дорог в лесу много, куда-нибудь выйдете. На вашем месте, – сдвинул он кепку на брови, – я поехал бы туда на такси. Мой приятель таксист доставит вас к озеру.

Симпатизировавший социальному транспорту Мишка, его всемерно поддерживал. Нередко даже деньгами. Но на такси не ездил из принципа, даже если опаздывал на работу. Поэтому, услыхав о развозке рыбаков на такси по озёрам, он усмехнулся, приняв это за шутку, но «Басов» добавил:

– Он один у нас в городе.

Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь, а обнаружив на соседнем диване спящего Мишку, вспомнил про дождь и расстроился. Но лишь на мгновение! Потому что увидел в окне золотистые крыши домов и верхушки деревьев. И сами собой в моей памяти всплыли слова советского марша: «Утро красит нежным светом стены древнего кремля, просыпается с рассветом вся советская земля», под который я выбегал с мальчишками на залитый солнцем двор и бродил до вечера по праздничным улицам.