Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Пусть несчастному жизнь сохранить вы желали бы все же, —

Если пропал человек, то уж его не спасти.

Вы пощадите меня, и море утихнет, и ветер

Станет попутным, — а я? Ссыльным останусь, увы!

75 Жадностью я не гоним, богатств не ищу непомерных,

Чтобы товары менять, в море бразды не веду;

Как в молодые года, учиться не еду в Афины

И не к азийским стремлюсь, виденным мной, городам.

Я не мечтаю, сойдя в Александровом городе славном,

80 Видеть услады твои, о жизнерадостный Нил.

Кто бы поверил, зачем ожидаю попутного ветра? —

Быть на Сарматской земле я у бессмертных молю.

Велено жить мне в дикарской стране, на западном Понте, —

Плачусь, что медленно так мчусь я от родины прочь.

85 Чтоб очутиться в глухих, бог весть где затерянных Томах,

Сам я изгнания путь, вышних моля, тороплю.

Если я вами любим, эти страшные воды смирите,

Божеской волей своей мой охраните корабль.

Если ж не мил, не спешите к земле, мне сужденной, причалить, —

90 Полнаказания в том, где мне приказано жить.

Мчите! Что делать мне здесь? Паруса надувайте мне, ветры!

Все ли мне вдоль берегов милой Авзонии плыть?

Цезарь не хочет того, — не держите гонимого богом!

Пусть увидит меня берег Понтийской земли.

95 Цезарь меня покарал, я виновен; блюдя благочестье,

Я преступлений своих и не берусь защищать.

Но коль деянья людей не вводят богов в заблужденье,

Знайте: хоть я виноват, нет злодеяний за мной.

Сами вы знаете: я совершил и вправду оплошность,

100 В этом не умысел злой — глупость повинна моя.

Если я Августов дом поддерживал, меньший из граждан,

Если я Цезарев суд волей всеобщей считал,

Ежели время его называл я счастливейшим веком,

Если я Цезарю жег ладан и цезарям всем,

105 Ежели все это так, меня пощадите, о боги!

Если же нет, — с головой пусть меня скроет волна.

Что это? Или редеть начинают набухшие тучи?

Или меняется вид моря, смирившего гнев?

То не случайно! То вы, в благовременье призваны, боги,

110 Не ошибаясь ни в чем, мне пожелали помочь.

Только представлю себе той ночи печальнейшей образ,

Той, что в Граде была ночью последней моей,

Только лишь вспомню, как я со всем дорогим расставался, —

Даже сейчас у меня капают слезы из глаз.

5 День приближался уже, в который Цезарь назначил

Мне за последний предел милой Авзонии плыть.

Чтоб изготовиться в путь, ни сил, ни часов не хватало;

Все отупело во мне, закоченела душа.

Я не успел для себя ни рабов, ни спутника выбрать,

10 Платья не взял, никаких ссыльному нужных вещей.

Я помертвел, как тот, кто, молнией Зевса сраженный,

Жив, но не знает и сам, жив ли еще или мертв.

И лишь когда моя боль прогнала помрачавшие душу

Тучи и чувства мои вновь возвратились ко мне,

15 Я наконец, уходя, к друзьям обратился печальным,

Хоть из всего их числа двое лишь было со мной.

Плакала горше, чем я, жена, меня обнимая,

Ливнем слезы лились по неповинным щекам.

Дочь в то время была в отсутствии, в Ливии дальней,

20 И об изгнанье моем знать ничего не могла.

Всюду, куда ни взгляни, раздавались рыданья и стоны,

Будто бы дом голосил на погребенье моем.

Женщин, мужчин и даже детей моя гибель повергла

В скорбь, и в доме моем каждый был угол в слезах.

25 Если великий пример применим к ничтожному делу, —

Троя такою была в день разрушенья ее.

Но и людей и собак голоса понемногу притихли,

И уж луна в небесах ночи коней погнала.

Я поглядел на нее, а потом и на тот Капитолий,

30 Чья не на пользу стена с Ларом сомкнулась моим.

«Вышние силы! — сказал, — чья в этих палатах обитель,

Храмы, которых моим впредь уж не видеть глазам,

Вы, с кем я расстаюсь, Квиринова гордого града

Боги, в сей час и навек вам поклоненье мое.

35 Пусть я поздно берусь за щит, когда уже ранен, —

Все же изгнанья позор, боги, снимите с меня.

Сыну небес, я молю, скажите, что впал я в ошибку,

Чтобы вину он мою за преступленье не счел.

То, что ведомо вам, пусть услышит меня покаравший.

40 Умилосердится бог, — горе смогу я избыть».

Так я всевышних молил; жены были дольше моленья.

Горьких рыданий ее всхлипы мешали словам.

К Ларам она между тем, распустив волоса, припадала,

Губы касались, дрожа, стывшей алтарной золы.

45 Сколько к Пенатам она, не желавшим внимать, обращала

Слов, бессильных уже милого мужа спасти!

Но торопливая ночь не давала времени медлить,

Вниз от вершины небес нимфа аркадская шла. [535] Нимфа аркадская — Каллисто (Большая Медведица).

Что было делать? Меня не пускала любимая нежно

50 Родина: но наступил крайний изгнания срок.

Сколько я раз говорил поспешавшим: «К чему торопиться?

Вдумайтесь только, куда нам и откуда спешить!»

Сколько я раз себе лгал, что нам назначили будто

Благоприятнейший день для отправления в путь.

55 Трижды ступил на порог я и трижды вернулся, — казалось,

Ноги в согласье с душой медлили сами идти.

Сколько я раз, простившись, опять разговаривал долго,

И уж совсем уходя, снова своих целовал.

Дав порученье, его повторял; желал обмануться,

60 В каждом предмете хотел видеть возврата залог.

И наконец: «Что спешить? — говорю. — Я в Скифию выслан,

Должен покинуть я Рим — медля, я прав, и вдвойне!

Я от супруги живой живым отторгаюсь навеки,

Дом оставляю и всех верных домашних своих.

65 Я покидаю друзей, любимых братской любовью, —

О, эта дружба сердец, верный Тесея завет!

Можно еще их обнять, хоть раз, — быть может, последний, —

Я упустить не хочу мне остающийся час».

Медлить больше нельзя. Прерываю речь на полслове,

70 Всех, кто так дорог душе, долго в объятьях держу.

Но между тем, как еще мы прощались и плакали, в небе

Мне роковая звезда, ярко денница зажглась.

Словно я надвое рвусь, словно часть себя покидаю,

Словно бы кто обрубил бедное тело мое.

75 Метий мучился так, когда ему за измену

Кони мстили, стремя в разные стороны бег. [536] Метий Фуфетий — вождь альбанцев, предавший своих союзников римлян и за это казненный: его привязали к двум колесницам и разорвали, пустив коней в разные стороны.

Стоны и вопли меж тем моих раздаются домашних,

И в обнаженную грудь руки печальные бьют.

Вот и супруга, вися на плечах уходящего, слезы

80 Перемешала свои с горечью слов, говоря:

«Нет, не отнимут тебя! Мы вместе отправимся, вместе!

Я за тобою пойду ссыльного ссыльной женой.

Путь нам назначен один, я на край земли уезжаю,

Легкий не будет мой вес судну изгнанья тяжел,

85 С родины гонит тебя разгневанный Цезарь, меня же