Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Гонит любовь, и любовь Цезарем будем моим».

Были попытки ее повторением прежних попыток,

И покорилась едва мысли о пользе она.

Вышел я так, что казалось, меня хоронить выносили,

90 Грязен, растрепан я был, волос небритый торчал.

Мне говорили потом, что, света не взвидя от горя,

Полуживая, в тот миг рухнула на пол жена.

А как очнулась она, с волосами, покрытыми пылью,

В чувства придя наконец, с плит ледяных поднявшись,

95 Стала рыдать о себе, о своих опустевших Пенатах,

Был, что ни миг, на устах силою отнятый муж.

Так убивалась она, как будто бы видела тело

Дочери или мое пред погребальным костром.

Смерти хотела она, ожидала от смерти покоя.

100 Но удержалась, решив жизнь продолжать для меня.

Пусть живет для меня, раз так уже судьбы судили,

Пусть мне силы крепит верной помогой своей.

Так горячо не чтил Антимах из Клароса Лиду,

Так Биттиду свою Косский певец не любил, [537] Антимах — поэт IV в. до н. э., написавший дистихами поэму «Лида» в память своей умершей возлюбленной. Косский певец — Филет (IV в. до н. э.), родоначальник буколического жанра, воспевший свою возлюбленную Биттиду.

Как безмерно, жена, тебе я сердцем привержен,

Твой не то что плохой, но злополучнейший муж!

5 Я точно свод, готовый упасть, а ты мне подпорой:

Все, что осталось во мне прежнего, твой это дар.

Если не вовсе я нищ и наг, это ты устранила

Тех, кто спешил схватить доски разбитой ладьи.

Ибо, как лютый волк, голодный и кровожадный,

10 Возле овчарни ждет, не отлучится ль пастух;

Как порою глядит с высоты ненасытный стервятник,

Не заприметит ли где плохо засыпанный труп, —

Так, не вступилась бы ты, уж не знаю какой проходим

Все достоянье мое ловко прибрал бы к рукам.

15 Все посягательства ты отвела, добродетелью твердой

Помощь друзей снискав, — чем их отблагодарю?

В пользу твою говорит несчастный, но верный свидетель

Будет ли только иметь это свидетельство вес?

Женской честью кто выше тебя? Ни Лаодамия,

20 Спутница мужа в Аид, ни Андромаха сама.

Выпади жребий тебе воспетою быть Меонийцем,

И Пенелопу тогда славой затмила бы ты.

33 Ты бы среди героинь занимала первое место,

34 Всех бы виднее была строем высоким души.

Этим самой ли себе ты обязана, не наставленью,

Вместе с тобой ли на свет верность твоя родилась,

25 Или достойный пример твоей августейшей подруги [538] Августейшая подруга — Марция (см. прим. к «Фастам», VI, 800).

(Если дозволено мне с высшими малых равнять)

Также тебя научил, в долголетней близости вашей,

Ей уподобясь во всем, доброй супругою быть?

Горе! Гений мой захирел, не тот он, что прежде,

30 В меру твоих заслуг голосом дань не воздам!

Если когда-то и в нас пламенели силы живые,

Долгих лишений гнет их погасил и убил.

35 Все же, когда не совсем бессильно мое славословье,

Жить из века в век будешь ты в песнях моих.

Если лица моего ты сберег на намять подобье,

Скинь с моих кудрей Вакху приятный венок!

Этот веселья знак подобает счастливым поэтам —

Мне ли в лихие дни кудри плющом увивать!..

5 Друг, это слово к тебе, ты знаешь сам, хоть таишься,

Ты, кто на пальце всегда носишь поэта с собой,

Изображенье мое оправив золотом красным,

Чтобы видеть хоть так милые сердцу черты:

Глянешь и каждый раз про себя промолвишь, наверно:

10 «Где он, в какой дали, наш сотоварищ Назон?..»

Преданность эту ценю, но стихи — мой образ вернейший;

Сколько ни есть их, читай, и каковы ни на есть:

Песни, где я говорю о людях, менявших свой облик, —

Мастер, в изгнанье гоним, труд не успел завершить.

15 Их, и не только их, но и многое, Рим покидая,

В горе своей рукой бросил я в жадный огонь.

Как Фестиада на смерть в огне обрекла Мелеагра, [539] Фестиада — Алфея.

Преданная сестра и беспощадная мать,

Так в пылавший костер я бросал неповинные книги,

20 Плоть от плоти моей — пусть погибают со мной! —

То ли с обиды на Муз, втянувших меня в преступленье,

То ль оставлять не желал, не обтесав их, стихи.

Все ж, поскольку они избежали уничтоженья,

В списке — и не в одном — ходят, конечно, у вас, —

25 Ныне молю: «Пусть живут! И пусть их люди читают,

Праздный заняв досуг, и вспоминают меня…»

Только едва ли прочтут терпеливо их, если не знают,

Что не придал поэт должной отделки стиху.

Молотом кое-как отковать успел я изделье,

30 Строгим напильником слог не дали мне обточить.

Баловень славы, теперь не славы прошу — снисхожденья:

Лишь бы читатель меня, не заскучав, дочитал!

Шесть стихов посылаю тебе — под заглавием книги

Следует их поместить, если достойным сочтешь:

35 «Ты, кто коснулся рукой этих свитков осиротелых!

Можно ль хотя бы для них в Городе место сыскать?

Тем благосклонней прими, что не сам их издал стихотворец

Их спасли из огня при погребенье отца.

Было б возможно, поверь, я сам удалил бы изъяны,

40 Все, какие таит необработанный слог».

Жизнь пожелаю тебе пройти до меты без горя,

Если эти стихи ты без досады прочтешь.

Пусть у гневных богов для себя я не вымолил милость,

Да не отвергнут они эту мольбу о тебе.

5 Не сосчитать друзей, пока благоденствие длится,

Если же небо твое хмурится, ты одинок.

Видишь — стаей летят на светлую крышу голубки?

Башни угрюмый свод птиц не приманит никак.

К житнице, где ни зерна, муравьи не ползут вереницей,

10 Где изобилье ушло, к дому друзья не спешат.

Как неразлучно тень провожает идущих под солнцем,

А лишь сокрылись лучи в тучах, и спутницы нет, —

Так ненадежная чернь следит за лучами Фортуны:

Чуть набегут облака, сразу отхлынет толпа.

15 Пусть до смерти, мой друг, тебе это кажется ложью!

Правду печальных слов сам я на деле узнал.

До прогремевшей грозы стекалась толпа, не скудея,

В мой хоть известный, а все ж чуждый тщеславия дом.

А пошатнуло его под ударом — и все, убоявшись,

20 Как бы не рухнул кров, скопом пустились бежать.

Не удивительно мне, когда молний иные страшатся,

Видя, как в их огне все полыхает окрест:

Но когда друга друзья в превратностях не покидают, —

Это и в злейшем враге Цезарь умеет ценить.

25 Будет ли гневаться он, кто всех и терпимей и выше,

Если сраженного друг любит, как прежде любил.

Вызнав, как Пилад арголидцу Оресту привержен,

Дружбой такой, говорят, сам восхитился Фоант. [540] Фоант — царь тавров (см. «Письма с Понта», III, 2).

Верность, какая во всем единила Патрокла с Ахиллом,