Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

Марк Туллий Цицерон шлет привет претору Гаю Курцию Педуцеану.

К Марку Фадию я отношусь с исключительным уважением; меня с ним связывает очень давняя глубокая и тесная дружба. О том, что ты решишь по поводу его спорных дел, я не прошу (ты будешь придерживаться, как того требуют твоя верность и достоинство, твоего эдикта и установленных правил), но прошу о том, чтобы для него был возможно более легок доступ к тебе; чтобы он добился того, что будет справедливо, при твоем благожелательном отношении; чтобы он почувствовал, что моя дружба, даже когда я далеко, ему полезна, особенно при обращении к тебе. Еще и еще настоятельно прошу тебя об этом.

[Fam., III, 9]

Лаодикея, февраль 50 г.

Марк Туллий Цицерон шлет привет Аппию Пульхру.

1. Наконец, я прочел письмо, достойное Аппия Клодия, полное доброты, предупредительности, внимания. Вид Рима, очевидно, возвратил тебе твою былую римскую обходительность. Ведь твои письма, которые ты прислал мне до своего отъезда из Азии, — одно о моем запрещении выезда послов, другое о препятствиях к строительству жителей Аппии 916— я прочел с большим неудовольствием. Поэтому, в сознании своего постоянного расположения к тебе, я ответил тебе с некоторым раздражением. Но, прочитав то письмо, которое ты передал моему вольноотпущеннику Филотиму, я узнал и понял, что в провинции были многие, которые не хотели, чтобы мы относились друг к другу так, как относимся; что ты, едва подъехав к Риму 917или, лучше, едва увидавшись со своими, узнал от них, с какой преданностью я к тебе относился в твое отсутствие и какую заботливость и постоянство я проявил, исполняя все свои обязательства перед тобой. Итак, сколь высоко я, по-твоему, ценю то, что написано в твоем письме, — ты, если случится что-либо, имеющее значение для моего достоинства, хотя это едва ли возможно, все же отблагодаришь меня в равной степени. Но тебе будет легко сделать это; ведь нет ничего, что не было бы возможно благодаря рвению и расположению или, лучше, любви.

2. Хотя я и сам так полагал и мои часто сообщали мне об этом в письмах, тем не менее я почувствовал величайшую радость от твоего письма, в котором ты говоришь о несомненной и вполне определенной надежде на триумф, — и не по той причине, что благодаря этому я сам легче бы добился его, ибо это вполне по-эпикурейски 918, но, клянусь, потому, что твое достоинство и значение дороги мне сами по себе. Поэтому, так как ты располагаешь б ольшим, чем прочие, числом лиц, которые, как ты знаешь, едут в эту провинцию, ибо почти все обращаются к тебе с вопросом, не нужно ли тебе чего-нибудь, ты сделаешь самое приятное для меня, если пошлешь мне письмо, как только достигнешь того, в чем ты уверен и чего я желаю 919. Если суждения на длинных скамьях, как их называет наш Помпей, и проволочка 920и отнимут у тебя один-два дня (что большее может случиться?), твое достоинство тем не менее будет оценено по заслугам. Но если ты почитаешь меня и если ты хочешь, чтобы я почитал тебя, пришли мне письмо, чтобы я возможно скорее испытал радость.

3. Пожалуйста, выплати мне также остальную часть обещанного тобой дара. Я и сам жажду постигнуть авгурское право, и мне, клянусь, доставляет необычайное удовольствие твое внимание ко мне и твои подарки 921. Но ты ждешь от меня чего-нибудь в таком роде; мне, конечно, следует обдумать, каким именно образом мне лучше всего тебя отдарить; ведь в самом деле мне, занимающемуся с таким старанием литературными трудами, — чему ты склонен удивляться, — не следует допускать, чтобы я показался нерадивым писателем, особенно когда это будет преступлением не только нерадивой, но и неблагодарной души.

4. Но это я буду иметь в виду. Что касается твоего обещания, то, во имя твоей верности и заботливости и нашей не недавней, но уже старой дружбы, пожалуйста, приложи все усилия к тому, чтобы моления для меня были назначены с возможно большим почетом и возможно скорее. Донесение я отправил, конечно, позже, чем хотел бы; это, к сожалению, зависело от трудностей морского плавания; к тому же мое письмо пришло, думается мне, в то время, когда сенат не собирался 922. Но я сделал это, повинуясь твоему авторитету и твоему совету. И я, полагаю, поступил правильно, отправив письмо не тотчас же после провозглашения меня императором 923, но присоединив другие дела и завершив летний поход. Итак, это будет предметом твоей заботы, как ты обещаешь, и тебе будут препоручены и я всецело, и мои дела, и мои близкие.

[Att., V, 21]

Лаодикея, 13 февраля 50 г.

1. Я чрезвычайно рад, что ты благополучно доехал до Эпира и что твое плавание, как ты пишешь, оправдало твои ожидания; а тем, что ты не в Риме в то время, когда это так необходимо для меня, я несколько огорчен. Но меня утешает одно: ты, надеюсь, приятно проводишь там зиму и с удовольствием отдыхаешь.

2. Ты спрашиваешь меня о том, что говорилось в письме Гая Кассия, брата твоего близкого друга Квинта Кассия; это письмо было более скромным, нежели последующее, в котором он сообщал, что война с парфянами закончена именно им. Последние, правда, отошли от Антиохии до прибытия Бибула, но без какой бы то ни было удачи с нашей стороны. Теперь они на зимних квартирах в Киррестике 924, и нам угрожает тяжелейшая война: ведь в нашей провинции сын парфянского царя Орода, и Дейотар, за сына которого просватана дочь Артавасда и от которого можно узнать, не сомневается, что, сам он 925в начале лета намерен переправиться через Евфрат со всеми своими силами. В тот самый день, когда в сенате было прочитано отправленное в октябрьские ноны письмо Кассия с известием о победе, пришло мое письмо, извещающее о тревоге. Мой Аксий говорит, что мое письмо было преисполнено авторитета; тому, по его словам, не поверили. Донесение Бибула еще не было доставлено; я точно знаю, что оно будет полным страха.

3. По этой причине я и опасаюсь, что пока не распутается этот узел, раз Помпея никуда не отпускают из боязни перемен, а Цезарю сенат не воздает никакого почета 926, сенат не согласится ни на мой выезд из провинции до назначения преемника, ни на то, чтобы во главе таких крупных провинций при столь тревожных событиях стали отдельные легаты. Тут меня и ужасает, как бы мне не продлили срока, на что даже не удастся наложить запрет, и тем более, что нет тебя, который мог бы помешать советом, влиянием, стараниями и многим другим. Но ты скажешь, что я сам создаю себе беспокойства. Заставляю себя надеяться, что это так, но боюсь всего. Правда, то твое письмо, которое ты, страдая тошнотой, прислал мне из Бутрота, и содержит прекрасное окончание : «Твой отъезд, как я вижу и надеюсь, произойдет без всякой задержки», — но я предпочел бы: «как я вижу», а «как надеюсь» было совершенно лишним.