Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

13. Таково мое оправдание. Если Брут не одобряет его, то не знаю, за что я ему друг. Но его дядя 938, конечно, одобрит, особенно потому что недавно, после твоего отъезда, кажется, сенат постановил по делам заимодавцев, что надлежит взимать одну сотую в месяц с непрерывным ростом 939. Какую разницу это составляет, ты, конечно, уже подсчитал, ведь я знаю твои пальцы. По поводу этого, замечу попутно , Луций Лукцей, сын Марка, в своем письме ко мне сетует на чрезвычайную опасность: как бы, по вине сената, эти постановления не повлекли за собой отмены долгов. Он напоминает, какое зло причинил некогда Гай Юлий 940, установив небольшую отсрочку; большего вреда для государства никогда не было. Но возвращаюсь к делу. Обдумай мое оправдание по отношению к Бруту, если это оправдание, — против которого по чести ничего нельзя возразить, особенно раз я оставил дело и притязания без изменений.

14. Остаются еще домашние дела. Что касается семейных , то я, как и ты, предпочитаю за сына Постумии 941, ибо Понтидия занимается пустяками. Но мне хотелось бы, чтобы ты был там. От брата Квинта в ближайшие месяцы не жди вестей, так как до июня месяца Тавр непроходим из-за снегов. По твоей просьбе, я поддерживаю Ферма своими очень частыми письмами. Что же касается Публия Валерия, то Дейотар утверждает, что у того ничего нет и что он ему помогает. Когда ты будешь знать, введут ли в Риме дополнительный месяц, сообщи мне, пожалуйста, точно, в какой день будут мистерии 942. Жду от тебя с несколько меньшим нетерпением, нежели если бы ты был в Риме, но все-таки жду.

[Fam., XIII, 63]

Лаодикея, февраль 50 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет пропретору Публию Силию.

1. Я не думал, чтобы могло случиться, что мне не хватит слов; тем не менее, когда я рекомендую тебе Марка Ления 943, их не хватает. Поэтому изложу тебе дело в немногих словах, но так, чтобы ты мог ясно понять мое расположение к нему. Трудно поверить, как высоко и я и мой брат, который мне дороже всех, ценим Марка Ления. Это происходит как вследствие многочисленных услуг с его стороны, так и его необычайной честности и исключительной скромности. Я отпустил его от себя, несмотря на свое глубокое нежелание как по причине тесной дружбы и приятного общения, так и оттого, что я охотно пользовался его искренним и добрым советом.

2. Но я опасаюсь, как бы ты уже не нашел у меня избытка слов, когда ранее я сказал, что мне их нехватает. Препоручаю тебе человека так, как я, как ты понимаешь, должен препоручить того, о ком я написал вышеизложенное, а тебя еще и еще настоятельно прошу облегчить ему его дела, какие у него только ни найдутся в твоей провинции, и сказать ему то, что тебе покажется подходящим. Ты увидишь, что это обходительнейший и очень щедрый человек. Итак, прошу тебя отпустить его возможно скорее ко мне неозабоченным, свободным, по окончании его дел при твоем посредстве. Ты чрезвычайно обяжешь этим меня и моего брата.

[Att., VI, 1]

Лаодикея, 24 февраля 50 г.

1. Я получил твое письмо в Лаодикее за четыре дня до Терминалий 944и прочел его с величайшим удовольствием, — преисполненное любви, доброты, предупредительности, заботливости. Итак, отвечу на него не золотым за медное 945, (ведь ты этого просишь), не стану устанавливать своего распорядка , а сохраню твой порядок. По твоим словам, мое последнее письмо у тебя — то, которое отправлено за девять дней до октябрьских календ из Кибистры, причем ты хочешь знать, какие твои я получил. Почти все, о которых ты упоминаешь, кроме тех, которые ты отдал, как ты пишешь, рабам Лентула в Эквотутике и Брундисии. Поэтому твое трудолюбие не пропадает , чего ты опасаешься, а прекрасно накопляется, если ты это сделал именно для того, чтобы доставить мне удовольствие; ибо ничто не доставило мне большего удовольствия.

2. Я чрезвычайно рад тому, что ты одобряешь мое смирение перед Аппием и щедрость даже к Бруту; а я полагал немного иначе. Ведь Аппий писал мне два-три раза с пути, несколько сетуя на свою судьбу — за то, что я отменяю кое-что из установленного им. Как если бы врач в случае, когда больной поручен другому врачу, захотел сердиться на того врача, который его сменил, если он изменяет его указания насчет лечения, — так и Аппий, хотя он и начал лечение провинции с ограбления , пустил кровь, лишил ее всего, чего мог лишить, и передал мне ее изнуренной, не рад видеть, что я снова вскармливаю ее, но то негодует, то благодарит. Ведь я не совершаю ничего, что могло бы сколько-нибудь его обесславить, и только несходство моего образа действий оскорбляет человека. Что может быть столь различным, как то, что во время его властвования провинция была истощена поборами и пожертвованиями, а в мое наместничество не истребовано ни гроша ни на частные, ни на казенные нужды? Что сказать мне о его префектах, спутниках 946, даже легатах? О грабежах, о разврате, об оскорблениях? Теперь же, клянусь, ни один дом не управляется с таким благоразумием, или с таким порядком, или так скромен, как вся моя провинция. Некоторые друзья Аппия объясняют это смешно: они считают, что я хочу иметь добрую славу для того, чтобы он имел дурную славу, и что я поступаю хорошо не ради похвалы себе, а ради того, чтобы ославить его. Но если Аппий выражает мне благодарность, как показало письмо Брута, которое он тебе прислал, это не огорчает меня. Однако в тот самый день, когда я писал это перед рассветом, я думал отменить многие его несправедливые постановления и решения.

3. Теперь перехожу к Бруту, к которому я, следуя твоему примеру, привязался со всей преданностью, которого я даже начал любить, но тут же остановился, чтобы это не задело тебя. Не считай, что я что-либо предпочел выполнению его поручений и о чем-либо более постарался. Он дал мне книжечку поручений, и об этом же ты говорил со мной. Все это я выполнил самым заботливым образом. Во-первых, я добился, чтобы Ариобарзан уплатил ему таланты, которые он обещал мне. Пока царь был со мной, дело обстояло прекрасно, но затем шестьсот управителей Помпея начали на него наседать. Помпей же более могуществен, нежели все прочие, как по прочим причинам, так и потому, что он, как полагают, приедет для войны с парфянами. И вот ему теперь выплачивают следующим образом: каждый тридцатый день по тридцать три аттических таланта — и это из налогов; но для покрытия месячного роста этого недостаточно. Однако наш Гней переносит это с мягкостью. Он не получает основного капитала, а ростом, хотя и неполным, доволен. Никому другому царь не платит и не может платить; ведь у него нет казны, нет доходов. Налоги он взимает по способу Аппия; их едва хватает на уплату роста Помпею. Двое или трое из друзей царя очень богаты, но они держатся за свое так же заботливо, как я или ты. Со своей стороны, я в своих письмах все-таки не перестаю просить, уговаривать, укорять царя.