ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1

Накатада написал в ответ:

«Очень густа

Пурпурная краска,

Которой одежды мы красим.

Боюсь, что нет ветра такого,

Чтоб её высушить». [475] Прим.39 гл. VII: Накатада отвечает, что его достоинства слишком незначительны, чтобы он мог получить повышение.

Отрёкшийся от престола император написал на указе, предназначенном Судзуси, стихотворение:

«Поздняя осень.

В полях увядают

Пышные травы.

С надеждой гляжу

На росток мурасаки» [476] Прим.40 гл. VII: Мурасаки (воробейник аптечный) — растение, цветущее летом белыми цветами. Из его корней делали лиловую (пурпурную) краску, отчего император Сага и уподобляет мурасаки своего сына, получившего повышение. Под увядающими травами император подразумевает самого себя. .

Судзуси к этому приписал:

«Не может цветок

Без благодатной росы

К небу подняться.

Сегодня капли её

Красят одежду мою». [477] Прим.41 гл. VII: Под росой подразумеваются милости императора.

Левый министр написал на указе о назначении Танэмацу:

«Дева на Тацута-горе

Из листьев клёна багряных

Сделала шляпу

Для одинокой сосны,

Чтоб её от росы защитить». [478] Прим.42 гл. VII: Тацута — гора, находящаяся на западе от столицы Нара, славилась красотой осенних алых клёнов. Воплощением этой горы была богиня Тацута (богиня осени).

Танэмацу на это ответил:

«Под сень густых веток сосны,

Что вознеслась

На вершину зелёной

Сао-горы,

Смиренно вхожу». [479] Прим.43 гл. VII: Сao — гора, находящаяся к востоку от столицы Нара. В японской поэзии является символом весны, который в данном стихотворении используется для противопоставления горе Тэцута. Под сосной на вершине горы подразумевается Судзуси. Танэмацу имеет в виду, что своим повышением он обязан внуку.

‹…› Судзуси и Накатада, спустившись вниз, исполнили благодарственный танец. Император распорядился подготовить указ о разрешении Танэмацу посещать императорский дворец [480] Прим.44 гл. VII: Чиновники пятого ранга в некоторых случаях могли не иметь доступа в императорский дворец, поэтому Танэмацу, чиновнику этого ранга, подобное право присваивается особо. , и его тут же принесли.

Отрёкшийся от престола император был изумлён всем, что произошло:

— Накатада бесконечно превосходит в музыкальном искусстве своего деда, Тосикагэ. Судзуси — это воплощённый бодхисаттва. «Варварскую свирель» создал Ияюки в то время, когда в мастерстве своём он был равен Тосикагэ. Но вот ‹…› Ияюки умер, и с ним погибло его мастерство. Судзуси всего двадцать лет с небольшим. Но когда он играет, мне кажется, что я слышу Ияюки. Как же это может быть?

Судзуси на это ответил:

— В этом году исполнилось всего шесть лет, как Ияюки покинул этот мир. В своё время он решил: «Службой при дворе признания не добьёшься. Нет никакого смысла служить той дворе в качестве учителя музыки. Лучше следовать пути бодхисаттвы». Он уединился в глухих горах и предался служению Будде. Когда мне было пять лет, мы с дедом совершали паломничество в Кумано, и там я увидел монаха-отшельника, который и был Ияюки. «Когда-то я был известен как исполнитель на кото, — сказал он. — Живя в этом грешном мире, я до сего дня печалился о том, что моё искусство умрёт вместе со мной. Если ты переймёшь его и потом передашь людям, я и после того, как уйду из этого мира, буду рядом с тобой и буду тебя защищать». Закончив обучение, он сказал: «Теперь уже скоро моё мёртвое тело бросят в глубокую долину на съедение свирепым хищникам» — и опять удалился в свои глухие горы. Меня мучит, что до сих пор я не выполнил его завещания.

Император Сага слушал этот рассказ с изумлением и печалю. Вскоре царствующий император покинул сад и вернулся во дворец.

Минамото Судзуси построил дом на Третьем проспекте и устроил всё самым лучшим образом, всё там сияло красотой Кладовые были заполнены сокровищами, утварь украшена золотом, серебром, лазуритом и отполирована до блеска.

Танэмацу со своей женой прибыл в столицу. Он стал носить красные одежды и белую дощечку для записей [481] Прим.45 гл. VII: Деревянная дощечка, которую придворные держали в руке, была атрибутом парадного костюма. Первоначально служила для записи слов императора. . Жена готова была молиться на него.

— О таком блаженстве я и не мечтала, — говорила она. —

Жила я в унынии,

Видя, что дождь и роса

Тебя стороной обходят,

И вдруг — от радости замерло сердце:

Вижу красное платье. [482] Прим.46 гл. VII: Дождь и роса — то есть милости императора.

Танэмацу сложил:

— Когда ветви сосны

До облаков дотянулись,

Даже корней, доселе

Скрытых в глубокой земле,

Цвет изменился. [483] Прим.47 гл. VII: Под сосной подразумевается Судзуси, под корнями её — сам Танэмацу, который хочет сказать, что получил продвижение по службе тогда, когда Судзуси обрёл место подле императора.

Через некоторое время они возвратились в провинцию Ки и наслаждались жизнью в этих прекрасных местах.

Многие наперебой предлагали Судзуси жениться на их дочерях, но он на эти предложения не обращал внимания. Он всей душой отдавался службе в императорском дворце, завязывал дружеские отношения с придворными, все ценили его. Удача сопутствовала молодому человеку. Он занял таков же блестящее положение, как Накатада.

Отрёкшийся от престола император беспредельно сокрушался о Тадакосо и, устроив в своём дворце молельню, велел ему служить в ней. В прошлом Тадакосо, будучи учеником выдающегося наставника, глубоко проник в суть учения, и теперь его молитва обладала чудодейственной силой. По просьбе отрёкшегося от престола императора государь назначил Тадакосо святым отцом в часовню Истинные слова, Сингон [484] Прим.48 гл. VII: Святой отец — см. примеч. 44 к гл. IV. Часовня Сингон — буддийская молельня в дворцовой крепости к юго-западу от императорского дворца. Была построена по типу подобной часовни во дворце Танских императоров в 829 г., после того, как о последней рассказал знаменитый деятель буддийской церкви Ку-кай (774–835). . У него было много учеников и приверженцев. Тадакосо пользовался огромным авторитетом, во дворце к нему относились столь же ласково, как и до ухода в монахи. Царствующий император приглашал его в свои покои. Тадакосо приезжал во дворец в прекрасном экипаже, с большой свитой.

Как-то раз, совершив службу, он выехал из дворца. Около ворот крепости стояла нищая старуха. Спина её была согнута. Зонтик, с каким ходят жительницы столицы, был совершенно изорван. Голова точно покрыта снегом, руки и ноги тоньше иголок. Одежда разорвана, изношена и так коротка, что ноги, как журавлиные лапы, торчали из-под неё. Увидев выезжающего из ворот подвижника, она воздела руки и поползла за ним, взывая к нему: