ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1

— Подайте мне что-нибудь!

У подвижника сжалось сердце. Он дал нищенке то, что у него было, и спросил:

— Кем ты была раньше? С каких пор ты живёшь подаянием, как сейчас?

— Я владела бесчисленными сокровищами, была женой первого человека в мире и делала всё, что приходило мне в голову, — ответила она. — ‹…› У сына того человека была необыкновенная внешность и золотое сердце. Живя в беспредельной печали, отец берёг его как зеницу ока. Но у меня — может быть, потому, что я была ему мачехой, — в сердце стали появляться злые мысли, и очень хотелось мне как-нибудь погубить его. Я спрятала драгоценный пояс, который хранился в доме отца, и сказала, что это сын украл его. Подстроила так, как будто юноша возвёл напраслину на отца, — в конце концов я его сжила со свету. За это я и понесла возмездие. Я совсем не думала, что положение моё изменится и я дойду до такого состояния. Свои огромные сокровища я подряда и перед смертью, узнала, что такое крайняя нищета.

«Уж не моя ли это мачеха, госпожа с Первого проспекта? — подумал подвижник и весь ушёл в воспоминания: — Она обвинила меня и в краже пояса, о возвращении которого отец так горячо молился. И опять же, из-за её ужасной клеветы отец рассердился на меня. Вот и открылось то, о чём я столь долго стенал, не в силах утишить огонь в груди. Так было угодно Провидению».

Довольно долго он оставался в раздумье.

— Как же ты возымела злые намерения против того невинного человека!.. — вздохнул он наконец. — За это тебя постигло возмездие, и ты дошла до такого состояния. Но нельзя допустить, чтобы в другом мире [485] Прим.49 гл. VII: В другом мире — то есть после смерти. ты погрузилась на дно ада…

Нищенка, обливаясь слезами, ответила:

— Угрызения совести жгут меня, как пламенем. Но что сделано, то сделано, и исправить ничего нельзя. А вспоминать об этом — только множить скорбь.

Глядя на неё, подвижник подумал: «Жить ей осталось уже недолго» — и сказал старухе:

— Я буду помогать тебе до самой смерти. Потом я похороню тебя и избавлю от адских мучений.

Он построил небольшой дом, поселил её там и всячески заботился о ней — приносил ей пищу и одежду.

В одного из сыновей Масаёри, Мияако, вселился злой дух, и положение его сделалось очень серьёзным. Генерал немедля попросил о помощи Тадакосо, и перед его силой болезнь отступила. Как-то подвижник дружески беседовал с Мияако. Он расспрашивал его о жизни в усадьбе и сказал:

— Я хочу послать письмецо твоей сестре, которая играла этой весной на кото в храме Касуга. Передай ей, пожалуйста.

Тадакосо написал:

«Удалился от мира,

И скалы ложем мне стали,

Но дивный твой облик

Пред глазами моими стоит,

И забыть его не могу.

Так думаю я и днём, и ночью».

— Передай это Атэмия и обязательно принеси ответ, — сказал он.

— Она на такие письма даже не смотрит. Не знаю, что из этого получится, — ответил Мияако.

— Почему ты так говоришь? — удивился Тадакосо. — Я излечил тебя от тяжёлой болезни, войди же и ты в моё положение.

Хотя Мияако и полагал, что просьба подвижника невыполнима, он пошёл к Атэмия и передал ей письмо.

— Это ещё что такое? — возмутилась она. — Почему ты мне приносишь подобные письма?

Она разорвала послание и выбросила его.

В последний день девятого месяца пришло письмо от наследника престола:

«В соснах живущий сверчок

Бессердечную ждёт:

„Может быть, осенью этой?”

Когда же он сможет в вечнозелёных ветвях

Радостью насладиться?»

Атэмия ответила:

«Осенью цвет свой

Всё в природе меняет,

И только осенней порой

Слышится голос сверчка.

Как же поверить ему?» [486] Прим.50 гл. VII: Сверчок, поющий лишь осенью, должен быть, по мысли Атэмия, так же непостоянен, как само время года, когда все листья меняют цвет.

Санэтада преподнёс Атэмия сверчка судзумуси [487] Прим.51 гл. VII: Судзумуси — японский сверчок. и вместе с ним прислал стихотворение:

«Если б сверчок

Знал о думах моих,

То всю ночь напролёт

Возле себя ты слышать могла б

Громкий голос его».

Пришло письмо от принца Хёбукё, прикреплённое к распустившейся хризантеме:

«Самым надёжным в году

Мне кажется месяц девятый:

Ведь полон он

Ароматом цветка,

Что внемлет влюблённым речам». [488] Прим.52 гл. VII: Стихотворение построено на омонимах: кику — «хризантема» и кику (от кики ) — «слушать».

В последний день месяца пришло письмо от правого генерала Канэмаса:

«Месяц девятый,

Ревнивых не любящий,

Подходит к концу, и скоро смогу

Письмо я отправить. Но грустно,

Что осень кончается с ним…» [489] Прим.53 гл. VII: Канэмаса имеет в виду, что теперь может отправить письмо, полное упрёков. Согласно поверьям, в девятый месяц запрещалось проявлять свою ревность.

От второго советника министра Масаакира пришло письмо в первый день десятого месяца:

«Тонкое летнее платье,

Всё омочив слезами,

Снял уж давно я…

Но его рукава

Всё ещё не просохли».

Принц Тадаясу, глядя в своём саду на тёмно-красные листья клёнов, написал:

«Всю осень я горько проплакал,

И красными стали

Слёзы мои.

Неужели пошла на мои рукава

Листьев кленовых парча?»

Второй военачальник Личной императорской охраны Накатада прислал письмо с реки Удзи, где ставили бамбуковый забор для ловли рыбы [490] Прим.54 гл. VII: Бамбуковый забор ( адзиро ), употреблявшийся для ловли рыб хио («подлёдная рыба», род форелей), устанавливали на дне реки, и рыба, попав в него, не могла выплыть обратно. Её ловили зимой, в девятом и десятом месяцах, поэтому она называлась подлёдной. :

«Можно ли счесть

Скользящие дни?

Не знаем мы счёта

Ни ночам,

Ни рыбе, к забору плывущей…» [491] Прим.55 гл. VII: Всё стихотворение построено на игре слов: хи — «день» и хио — «подлёдная рыба», ёру — «ночь» и ёру (от ёри ) — «приближаться».

В день, когда выпал первый снег, второй военачальник Личной императорской охраны Судзуси прислал письмо:

«С неба высокого

На рукав кимоно

Снежинка спустилась.

Томлюсь ожиданьем,

Растает когда же она…» [492] Прим.56 гл. VII: Судзуси намекает на императорский указ о его женитьбе на Атэмия. Последняя подразумевается под снежинкой, которая спускается (по указу императора) с небес на рукав Судзуси. Под её таяньем подразумевается бракосочетание.

Масаёри, увидев это письмо, сказал своей дочери:

— Судзуси напоминает, что в девятом месяце император распорядился отдать тебя ему в жёны. Император уверен, что это человек замечательный и достойный.

От императорского сопровождающего Накадзуми пришло письмо в тот день, когда лил дождь:

«В месяц десятый