ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1

На верандах расставили семь лакированных полок и столиков, в передних покоях опустили занавеси. Снаружи на шестах развесили разноцветную расшитую одежду, расставили вешалки с платьем и разноцветную утварь.

Все надели парики с волосами равной длины и украсили причёски многочисленными шпильками.

Ветер повсюду разносил ароматы, которыми были пропитаны одежды.

Угощением для вечернего пира занимались, как обычно, управляющие. В качестве подарков им вручили по полному женскому наряду. Выстроившись в ряд, они исполнили благодарственный танец.

Масаёри происходил из дома Минамото, но со стороны матери он принадлежал к Фудзивара и потому взял на себя обязанности управления университетом Поощрения учёности.

Седьмого дня седьмого месяца император велел организовать поэтический турнир. Более восьмидесяти учёных и литераторов должны были явиться во дворец Человеколюбия и Долголетия, Дзидзюдэн. Но утром неожиданно собрание отменили. «Какое разочарование! Это соревнование обещало быть интереснее, чем обычно. Наша подготовка не должна пропасть впустую. Нужно сообщить об этом Масаёри, его усадьба на Третьем проспекте совсем близко от университета. Пойдём туда этой улочкой!» — говорили между собой книжники, и все восемьдесят с лишним человек, выстроившись рядами, отправились к генералу.

Презирая Суэфуса, литераторы никогда его с собой не брали, но в тот день он неожиданно решил, что не останется дома. Под изношенным платьем у него не было даже нижней безрукавки, только исподнее; не было штанов; головной убор изорван, от него осталась только задняя часть [557] Прим.61 гл. VIII: Высокая задняя часть головного убора ( кодзи ), в которую помещались волосы, завязанные узлом. ; на ногах — соломенные сандалии с совершенно стоптанными задниками. Был он бледен, худ и весь дрожал.

Суэфуса вышел на улицу и присоединился к шествию со словами: «Сегодня я пойду с вами в задних рядах». Все книжники, даже друзья его, засмеялись, и шуткам не было конца. ‹…› «Усадьба нашего управителя не уступает императорскому дворцу, туда приходят люди только выдающиеся, люди высокой добродетели; таких оборванцев, как ты, туда не пускают. Тем более, если ты явишься в костюме студента, это будет позором для главы Поощрения учёности. Уходи-ка ты побыстрее отсюда, иначе выйдет неловкость, и тебя из университета выгонят», — говорили ему и то тянули, то толкали, разве что не вступали с ним в драку. Несмотря на это, Суэфуса решения своего идти к Масаёри не оставлял. Поднялся страшный шум, и шествие приостановилось.

В это время появился правитель провинции Танго, Тадатоо.

— Почему вы не идёте вперёд? — спросил он. — Уж не меня ли вы ждёте?

— Тебя мы, конечно, ждали, — ответили ему. — Но кроме того, Суэфуса собрался идти с нами и нарушает нам порядок. (…)

— Если Суэфуса хочет нанести визит управителю нашего университета, то почему же вы не желаете взять его с собой? — удивился Тадатоо. — Разве он не студент Поощрения Учёности, в котором учатся все Фудзивара? Если у него поношенное платье, что же, таким оно и должно быть у студента университета. От шляпы мало что осталось, платье на нём цвета желудей, все в лохмотьях, носки дырявые, он худ — такими и бывают талантливые студенты. Эти люди имеют право явиться с визитом к управителю университета. Человек бездарный, у которого живы родители и который пользуется их влиянием, тот, что даёт взятки, втихомолку угодничает перед сильными нашего мира и льстит им прямо в лицо, не может считаться настоящим студентом. В самом деле, когда это студенты беспокоились по поводу подобных пустяков? Идём же скорее к нашему управителю. — И он обратился к Суэфуса: — Пожалуйста, пойдём с нами, ведь ты истинный студент (…).

— Поскольку поэтический турнир обещает быть более интересным, чем обычно, я хотел обязательно присутствовать на нём, но того, что все литераторы явятся ко мне, я и желать не мог, — сказал Масаёри.

Он велел управляющему приготовить приём в павильоне для ужения рыбы, который находился на острове посредине пруда. В павильон отправились и заняли там свои места сановники, принцы, военачальники Личной императорской охраны и сам Масаёри. Потом прибыли учёные и литераторы и сели в ряд друг подле друга.

Пир устраивали на скорую руку. Слуги поставили перед каждым из гостей столик. Подняли чаши с вином, и началось угощение. Масаёри предложил тему для сочинения стихотворений. Пирующие, выбрав рифмы, стали сочинять стихи на восемь рифм [558] Прим.62 гл. VIII: Это, по-видимому, ошибка, так как китайские уставные стихи были на четыре рифмы в восемь строк. . Все принимали в этом участие: сановники, принцы, члены семьи Масаёри, дети. Когда кончили сочинять стихи, их преподнесли хозяину. Секретарь Палаты обрядов начал читать стихи вслух, а все гости — вторить ему.

Наступила ночь. Между столбами были повешены фонари, поставили в ряд светильники, зажгли факелы ‹…›. Когда секретарь увидел стихотворение, сочинённое Суэфуса, он сразу понял, что это сочинение выдающееся, и, спрятав его, читать не стал. Придворные и принцы и не знали, что среди них находится Суэфуса.

Все, начиная с хозяина, играли на кото, вторя голосу чтеца, декламирующего замечательные стихи; музыка и голоса делались всё более звучными.

Тогда Суэфуса сам громко прочитай стихотворение, которое он сочинил. Его выразительный голос не уступал по красоте звукам корейского колокольчика.

— Там кто-то декламирует стихи, которые сегодня не читались, — сказал, услышав его, Масаёри. — Кто это?

Никто из учёных ему внятно не ответил.

— Он прочитал стихи необычайно глубокие по смыслу и таким красивым голосом, что его не спутаешь с голосами других людей. Замечательно! — продолжал Масаёри.

Он велел всем замолчать и спросил громко:

— Кто там, в углу среди студентов прочитал это превосходное стихотворение? Как ваше имя?

— Я Фудзивара Суэфуса, проживающий в западной части университета Поощрения учёности, — ответил тот испуганным голосом.

— Замечательный эрудит! Подойдите сюда! — пригласил Масаёри.

Суэфуса, пройдя через толпу, приблизился. При горящих факелах, от которых было светлее, чем днём, фигура, представшая перед Масаёри, была донельзя нелепа. Не в силах удержаться, все прыснули со смеху. Некоторое время стоял невообразимый шум, но скоро всё затихло.

— Кто были ваши родители? У кого вы учились? — спросил Масаёри у студента.

— Ваш покорный слуга — старший сын старшего ревизора Императорской канцелярии Нанкагэ, который ездил с посольством в Танское государство. Я студент, назначенный на стипендию. Мой отец состоял старшим ревизором и советником санги. Он был убит. Братья мои уехали далеко, из других родственников никого не осталось, я единственный потомок Нанкагэ. ‹…› В семь лет я поступил в университет, сейчас мне тридцать пять. И всё это время я веду жалкое существование на грани между жизнью и смертью. Утром я не отрываясь читаю книги у окна в университете; вечером, когда меркнет свет, собираю в густой траве светлячков; зимой занимаюсь при блеске снега. Так я живу многие годы. В наши дни профессора черствы сердцем и необычайно скупы, поэтому за двадцать с лишним лет я ни разу стипендии не получил. Сейчас люди, которые своим делом избрали военное искусство, вменяющие себе в обязанность зло, ставшие мастерами в охоте на медведей, в соколиной охоте, в ловле рыбы, — эти люди теперь поступают в университет и, хотя не могут отличить чёрное от красного, через голову многих студентов ‹…›. Таким образом многие оказались впереди меня.