Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Цзинцзи низко поклонился, беря протянутый ему платок.

— Смотри, убери как следует да жене не показывай, — наказала Цзиньлянь. — А то ей тоже на язык не попадайся.

— Знаю, — заверил ее Цзинцзи и вернул туфельку, со словами: — Ее Тегунь в саду нашел. Я ему в обмен монисто пообещал.

Цзиньлянь вся вспыхнула и закусила губы.

— Ты только погляди, до чего захватал своими грязными руками этот негодяй. Вот велю батюшке избить рабское отродье, тогда будет знать.

— Ты меня погубишь, — взмолился Цзинцзи. — Ладно, накажут мальчишку, но ведь я тебе сказал, значит, и мне достанется. Прошу тебя, ни слова обо мне.

— Я скорее пощажу скорпиона, чем этого негодяя!

Их разговор становился все оживленнее, когда за Цзинцзи пришел Лайань.

— Батюшка просит вас в переднюю залу, — сказал слуга. — Надо список подарков составить.

Цзиньлянь поторопила Цзинцзи. Когда он ушел, она велела Чуньмэй принести палку, собираясь избить Цюцзюй.

— Я нашла вашу туфельку, а вы меня бить хотите, матушка? — не поддавалась служанка.

— Ты мне чужую подсунула, — ругалась Цзиньлянь. — А куда эту девала?

Цзиньлянь показала ей туфельку, которую принес Цзинцзи. Цюцзюй вытаращила глаза от удивления.

— Странное дело! Откуда же у вас, матушка, взялась третья туфелька? — не признавая своей вины, проговорила, наконец, Цюцзюй.

— И у тебя хватает смелости так заявлять! — заругалась Цзиньлянь. — Подсунула чужую, а теперь, может назовешь меня треногой уродиной, а? Говори, где ты взяла эту туфлю!

Не вдаваясь в излишние подробности, Цзиньлянь велела всыпать служанке десять палок. Та прикрывала руками поясницу и плакала.

— Это все из-за тебя мне достается, — говорила Цюцзюй, глядя в глаза Чуньмэй. — Ты калитку открыла, вот и унесли туфельку.

— Да ведь ты ж постель собирала, — оборвала ее Чуньмэй. — Что ж ты туфельку-то потеряла? А когда тебя наказывают, ты людей винишь. Ладно, старая вещь, а если б матушка шпильку или серьгу потеряла, то тоже стала б на других сваливать, да? Говори спасибо, матушка тебя пожалела, слуг не позвала. Они б тебе дали десятка три палок. Посмотрела б я тогда на тебя.

Цюцзюй подавила гнев и замолчала.

Между тем в передней зале Цзинцзи упаковывал кусок шелка и другие подарки, которые Симэнь собирался преподнести тысяцкому Хэ, назначенному старшим тысяцким по уголовным делам в округ Хуайань. Чиновники из управы, родные и знакомые устраивали ему проводы в монастыре Вечного блаженства, но говорить об этом подробно нет надобности.

Симэнь Цин отправил с подарками Дайаня, [407]а сам пообедал с Цзинцзи и пошел проведать Цзиньлянь.

Она была не в духе и сразу рассказала ему о туфельке.

— Из-за твоих, негодник, проделок, у меня туфельку стащили, — говорила она. — Этот выродок — чтоб его на куски разорвали! — взял да носит везде, всем показывает. Хорошо, я узнала и отобрала. Сейчас же дай ему острастку, а то дальше — больше, пойдет все воровать.

Симэнь не стал расспрашивать, как она узнала о мальчишке, закипел от злости и побежал к передним постройкам. Тегунь, ничего не подозревая, играл у каменных ступеней. Симэнь схватил его за волосы, ударил кулаком и поддал пинка. Тегунь закричал так, будто его режут. Симэнь бросил мальчика, и тот, потеряв сознание, повалился на землю.

Прибежал испуганный Лайчжао с женой. Им пришлось долго отхаживать сына. Наконец он стал приходить в себя. Изо рта и носа у него пошла кровь. Родители отнесли Тегуня домой и кое-как разузнали, в чем дело.

Возмущенная Шпилька, придя на кухню, разразилась бранью.

— Чтоб ей сдохнуть, потаскухе проклятой! — ругала она направо и налево Цзиньлянь. — Вот черепаший выродок! Что тебе ребенок сделал? За что его бить до полусмерти, а? Что мальчишка в десять лет понимает? У него вон кровь из носу идет. А если б не выжил, плохо бы тебе пришлось, потаскуха проклятая, никакие бы мольбы не помогли.

Два дня ругалась Шпилька и на кухне, и в передних постройках, но все никак не могла успокоиться. А Цзиньлянь тем временем пировала с Симэнем как ни в чем не бывало. Вечером, когда они легли, Симэнь увидел на ней туфли с красными пятками.

— Ой, какие некрасивые! — сказал Симэнь. — Зачем такие обула?

— У меня только одни ярко-красные, — объяснила Цзиньлянь, — и те, негодяй, рабское отродье, засалил. Где же я такие еще возьму?

— Сделай завтра же такие, как были и раньше, дитя мое! — просил Симэнь. — Разве ты не знаешь, как они мне нравились?!

— Какой ты странный! Впрочем, я забыла тебе кое-что сказать. — Цзиньлянь крикнула Чуньмэй: — Принеси мне ту туфлю! Узнаешь, с чьей ноги?

— Не знаю! Чья это?

— Скажите, пожалуйста! Он не знает! Меня не проведешь, и брось свои штучки! Все твои проделки известны. Ишь, Хуэйлянь повесилась, и тебе теперь ее вонючие портянки стали дороже жемчуга. В грот Весны отнес, в коробку с пригласительными карточками спрятал, писчей бумагой и благовониями переложил. Полюбуйтесь, какая редкость! Только ей и это не помогло. И не удивительно, что потаскуха в ад кромешный угодила. — Цзиньлянь ткнула пальцем в сторону Цюцзюй и продолжала: — А эта негодяйка мне подносит — ваша, говорит. Я ей за то и всыпала. — Цзиньлянь обернулась к Чуньмэй: — Выброси ее сейчас же!

Чуньмэй бросила туфельку и крикнула Цюцзюй:

— Бери! Это тебе в подарок!

— У матушки такая ножка маленькая, — сказала Цюцзюй, поднимая туфельку, — что в ее туфельку один мой палец не влезет.

— Какая тебе еще матушка?! — заругалась Цзиньлянь. — Она мать твоего хозяина в прошлом рождении. Вот она кто! А то с чего бы он ее туфлю стал так беречь? По наследству, должно быть, передать хочет, бесстыжий.

Цюцзюй пошла было с туфелькой в руке, но ее окликнула Цзиньлянь.

— Ступай нож принеси! В куски раскромсаю потаскухину туфлю и выброшу в отхожую яму, чтоб ей вечно в аду сидеть и на свет больше не появляться. — Цзиньлянь обернулась к Симэню: — Жаль тебе, небось, ее память, так я, полюбуйся, тем больше постараюсь — клочка от них не оставлю.

— Ну и чудная же ты! — засмеялся Симэнь. — Перестань! И нет никакой у меня жалости.

— А ну, поклянись, что тебе не жаль! Тогда почему и после смерти этой потаскухи ты хранишь ее туфлю, а? Нет, ты с утра до ночи тоскуешь. Я вот сколько лет рядом с тобой, а ты обо мне и не вспомнишь, а другую найдешь, так на нее и не надышишься.

— Ну, довольно! — с улыбкой проговорил Симэнь. — Опять свое запела. Ведь она тебе ничего дурного не сделала.

Симэнь обнял Цзиньлянь и поцеловал. Они отдались игре дождя и тучки.

Да,