Алишер Навои - ФАРХАД И ШИРИН

Струил потоки слез в последний раз
Он из своих уже незрячих глаз.

С несчетных ран повязки он срывал,
Весь хлопок в алой краске посрывал,

И хлопок алый разбросал вокруг —
Смотри: тюльпаны испещрили луг!

Кричал он, раны обнажая: «Вот —
Откройся жизни выход, смерти — вход!»

Его терзала смертная тоска,
И покидали сил живых войска.

Огня его печали черный дым
Клубился тучей бедствия над ним,

И туча, как Меджнун, скорбя о нем,
Сама кровавым плакала дождем.

Он весь в кровоточащих ранах был,
Как если бы весь в розах рдяных был.

Кровь капала на камни вкруг него,
Алела лепестками вкруг него,

Как осыпь роз… Нет, вид кровавых брызг
Был россыпью пурпурных жгучих искр!

Фархад кричал: «О смерть моя, приди!
О небо золотое, пощади!

Разбей мне голову скорей, — она
Мне ни на что отныне не нужна!

В мои глаза вонзи свое копье, —
Смотреть им не придется на нее!

Язык мне отсеки своим мечом, —
С кем говорить я буду и о чем?

Дыханья моего заткни трубу, —
О ком вздыхать, когда Ширин в гробу?

Переломай мне ноги, — все равно
Ходить к Ширин уже не суждено.

Нет, жизни вновь не разжигай во мне:
Я не согласен снова жить в огне!

Одним ударом грудь мне рассеки,
И сердце вынь и разруби в куски!

Отныне с ним уже не связан я!
Отдай меня во власть небытия!..

Делила горе ты со мной, любовь, —
Свою тебе я завещаю кровь!

Печаль разлуки! Бог — судья тебе:
Ты все взяла, все отдал я тебе.

Теперь меня на волю отпусти —
Дай плоти в прах рассыпаться, — прости!

О слезы! Вы лицо мое сожгли, —
Спасибо: сделали вы, что могли.

Взяв душу у меня, о ты, мой вздох,
Вручи ее моей любимой, вздох!..»

Со степью он прощался: «Степь, о степь
С меня уже упала жизни цепь!

Себя ты распростерла вширь и вдаль,
Чтоб убегал скорбящий в мире вдаль.

Страдальцев друг, отверженных оплот!
Тебе доставил много я хлопот.

Твой день, бывало, в ночь я превращал,
Так пыль вздымал и небо омрачал.

Тебя избороздил следами я,
Всю затопил тебя слезами я.

Прости, — страдала часто от меня, —
Избавишься сейчас ты от меня!..»

Степь огорчилась, ворот разодрав,
Посыпав черным прахом зелень трав.

Горе Фархад свой посылал привет:
«Уперся в небо мощный твой хребет.

Приют больным — подножие твое,
Но сердце как тревожил я твое!

Как мучила тебя моя кирка,
Но ты, могучая, была кротка!

За что навлек я на тебя позор,
Зачем с тобой завел неправый спор?

Я был жесток, а ты была добра.
В мой смертный час прости меня, гора!..»

И, гору опечалив до глубин,
Гранит ее он превратил в рубин.

И, руки простирая в небосвод,
Взывал он: «Умираю, небосвод!

Грабитель, притеснитель мой, внемли!
В последний раз кричу тебе с земли:

Хотя насилье, гнет — обычай твой,
А я был предан верности святой;

Хотя всю жизнь меня ты угнетал, —
Прости, — и сам ты от меня страдал!

Пыль я вздымал — и ты был запылен,
Был вздохами моими опален,

А скорби дым, которым я дымил,
Сиянье солнца твоего затмил.

Не золото вся россыпь звезд твоих —
То искры от костра скорбей моих.

Еще один, последний вздох издам —
И завершится счет твоим звездам.

А от меня не станет и следа,
Мой прах развеет ветром — не беда!

Но если плоть и превратится в прах,
Чтоб мелкой пылью странствовать в мирах,

Пусть эта пыль тебя не огорчит
И помыслов твоих не омрачит.

Иль лучше так: раз я с земли исчез,
Пускай сотрусь и в памяти небес!..»

А небосвод над ним уже пылал,
И тот огонь в его душе пылал,

И стал бродить в тоске смертельной он,
Предсмертною печалью угнетен.

И на свою кирку направил взгляд
И, с ней прощаясь, так сказал Фархад:

«О ты, моя помощница в труде,
Моя рабыня и мой друг в нужде!

Я и тебе доставил много мук,
Не выпуская день и ночь из рук.

Я с двух концов испытывал тебя,
Тобой гранит и так и так долбя.

Страдала ты, но как тверда была,
Как ты вынослива всегда была!

И за тебя болит душа моя,
Многострадальная тиша моя!

Простите гнет мой! Я отныне вам
Свободу и покой навеки дам!..»

И застонали тут кирка с тишой,
Как люди стонут от беды большой,

И головами бились о гранит:
«Скал не рубить нам, не тесать нам плит!»

Как дети за кушак отцовский, так
Они цеплялись за его кушак

И плакали: «В долине и в горах
Все рассечем — уйдем с тобою в прах!..»

Летела птица ль, проходил ли зверь —
Фархад к ним слово обращал теперь:

«Товарищи мои, мои друзья!
Навеки с вами разлучаюсь я.

Как братьев, как единоверцев, вас
Я так любил, любил всем сердцем вас!

Предательство, двуличье, ханжество —
Вот вечное людское естество.

Вы прямодушны, честны все, верны,
Природой из любви сотворены.

Сдружились вы в скитаниях со мной,
Братались вы в страданиях со мной.

Разлуки боль с родной страною мне
В чужой вы облегчали стороне.

Родных вы заменяли мне, друзей,
Вы были свитой преданной моей.

Куда бы я ни направлял стопы,
Не уклонялись вы с моей тропы.

И сколько ни стонал, ни плакал я,
Ни разу не видал, однако, я,

Чтоб тяготился кто-нибудь из вас
Моей тоской докучливой хоть раз.

Обязан всем вам очень многим я,
Четвероногие мои друзья!

И вам, пернатым, кто в палящий зной
Крылатым кровом реял надо мной,

Всем вам я благодарность приношу,
У всех у вас прощения прошу!..»

Он горькими слезами залился,
А звери, возвышая голоса,

Завыли, ущемленные тоской,
Но без притворства, не как род людской!