Алишер Навои - ФАРХАД И ШИРИН

Но чем отвечу я на это все?
Вот — сердца звонкая монета. Все!

А сердцем я пожертвовать готов
За буковку твоих бесценных слов…

Ты пишешь, как страдаешь за меня;
Жжет эта весть меня сильней огня,

Пусть тысячи умрут, подобных мне, —
Мы — прах. О чем скорбеть моей луне?

Ты пишешь, что, в страданьях закалясь,
Живешь, судьбы ударов не боясь,

Что ты окрепла в горе, что с горой
Ты справиться могла бы, как герой…

А я… какой же подвиг совершу,
Когда уже едва-едва дышу?

Я слабосильный, жалкий муравей,
В моих глазах кусок веревки — змей,

Дорожный камень для меня — гора.
О мощь моя! Прошла твоя пора!..

Могуч я лишь мечтаньем о тебе,
Душа сыта страданьем по тебе.

Но сколько б сил в любви ни черпал я,
Дракона превращает в муравья

Такая страсть, — и если будет он
Растоптан ею, — вот любви закон!..

Другая весть от луноликой мне:
Из-за ее большой любви ко мне

Ее страна, и трон, и весь народ
В руках врага и что не счесть невзгод;

Что в крепости, в горах заточены,
И вы с Михин-Бану обречены…

Как тяжко сердцу внять таким словам!
Чем вас утешить, чем помочь мне вам?

Ни сил я, ни отваги не найду,
Но слово на бумаге я найду:

Когда судьба обрушит свой кулак,
Ты перед ней покорной жертвой ляг!

Я знаю, как угнетена страна,
Которая врагом покорена,

Я знаю участь подданных твоих.
Сочти меня ничтожнейшим из них, —

Те бедствия, что грозный небосвод
Обрушил на тебя, на твой народ,

Столь велики, что не могу дерзнуть
Сказать, что я страдал когда-нибудь.

Но если скажешь: «Поделом ему!
А нам возмездье неба почему?!» —

То жертвой искупленья хоть сейчас
Душа моя готова стать за вас!..

Кто я и что в твоих глазах теперь?
Я на твоем пути лишь прах теперь!

Но не всегда я прахом низким был, —
Имел я дом и дорог близким был,

И родину имел и царский сан, —
Ведь мой отец китайский был хакан!

Венец его над головой моей,
Престол его был под ногой моей;

Двенадцать тысяч городов в стране
Повиновались и ему и мне.

Была большая свита, войска тьма
И роскошь, всех сводившая с ума.

Однако же, когда издалека
Напали на меня любви войска

(Не самого явления любви, —
Нет, лишь воображения любви!), —

Я стал несчастным, и в несчастье том
Был вынужден покинуть отчий дом

И разлучиться с царством и страной.
И все рабы и знать страны родной —

Весь мой Китай тьмутысячный рыдал,
Когда я край отчизны покидал.

Я облачил в печаль отца и мать,
Чтоб им ее до гроба не снимать.

Их небосвод осиротил в тот день,
Меня же в прах он превратил в тот день!

Но раз любовь природою моей
Была уже во тьме предвечных дней —

И на страданье обречен я был,
Когда еще и не рожден я был, —

То на кого поднять упрека меч?
И не себя ль на кару мне обречь?

Подобных мне хоть сто, хоть сто раз сто,
И тысячи Хосровов грозных — что

Перед судьбой всесильною? Рабы!
Нет, не рабы, — пылинки для судьбы!

Я ослабел… Уже едва-едва
Держу калам и вывожу слова.

Я много знал, но, разум потеряв,
Стал неучем, все разом потеряв.

Все знанья стали кучей слов пустых,
Но вот уже я путаюсь и в них.

Последних мыслей свет в мозгу темня,
Сознанье покидает вновь меня.

Уже пишу, не зная, что пишу…
Простить меня, безумного, прошу.

Прогулку завершает мой калам…
Да завершится все на благо вам!»

Ширин письмо читала, возбудясь,
То вскакивая, то опять садясь;

То — в горе сгорбит, как старуха, стан,
То распрямит, воспрянув духом, стан;

То плачет от тоски по нем, то вдруг
От счастья плачет: «Жив он, жив мой друг!»

Потом с многожеланным тем письмом
Она к Михин-Бану вернулась в дом,

И обе, радуясь и плача там,
Вели свой разговор горячий там.

Михин-Бану, Шапура обласкав,
Ему большие почести воздав,

Просила, чтоб Шапур поведал им,
Как встретился он с другом дорогим,

Обрадовался ли письму Фархад,
Что на словах сказал ему Фархад…

О весть надежды! Как ты хороша
В тот час, когда отчаялась душа!

Яви мне, боже, чудеса твои:
Вложи в основу жизни Навои,

Когда бы ни отчаивался он,
Надежды оживляющей закон!..

Вина мне, кравчий! И не отрезвляй!
Надежду потерять не заставляй.

Моя надежда и твоя слиты:
Чего достигну я, достигнешь ты.

Перо, в одежду скорби облачась,
О скорби повествует в этот час.

Степей небытия добычей став,
Так от меча коварства пострадав,

Фархад был ранен в сердце, нет, оно
Все было пополам рассечено!

Он, ослабев, упал. Пытался встать,
Но, приподнявшись, падал он опять,

Не видя ничего перед собой,
На светлый мир глядел он, как слепой.

На жестком камне лежа, он вопил,
И в судорогах позвонки дробил.

И так он бился в твердый камень лбом, —
Чуть камень не разбил на месте том!