Алишер Навои - Лейли и Меджнун

Меджнуну повелел вступить он в бой,
Его поставил рядом он с собой,

Помощником назначил, дал коня,
Что создан был из вихря и огня,

Одежду благовоньем напитал
И голову тюрбаном обмотал.

Меджнун то слезы льет, а то вздохнет:
Не замечает, что б ни делал тот.

Конь скачет, — ничего не скажет он,
Конь станет, — мчаться не прикажет он…

И вот готово племя для войны,
Все воины по смелости равны,

И чтоб Меджнуна храбрецы спасли,
Повел их вождь к становищу Лейли.

В становище пришли в расстройство все,
Но сразу обрели геройство все:

Всех воинов собрать заставил враг!
И ненависти затянув кушак

И видя приближение беды,
Пошли навстречу, выровняв ряды.

И небо, их восторг уразумев,
И храбрость, и благословенный гнев,

Свои дела творило хорошо,
И часто говорило: «Хорошо!»

И Науфаля воины, тверды
И яростны, построились в ряды,

И плотный пар среди равнин степных,
Как от верблюдов пьяных, шел от них.

Так встретились два смелых войска там,
Чтоб славой подышать геройской там,

Чтоб кровь пролить, чтоб ужас возбудить,
Погибнуть с честью или победить.

И конский вихрь селенья закрывал
И жалости растенья вырывал.

Степь задрожала, недрами гудя,
И стали стрелы струями дождя.

И звери заметались, видя смерть,
Напоминая смерч и водоверть.

Как змеи скручиваются в траве,
Когда ударить их по голове,

Свернулись копья — буквы «даль» кривей,
Они — подобья ивовых ветвей.

Двуострый меч могучим в битве был.
В цирюльне той подобен бритве был,

Но сразу гнев его обуревал:
Не волосы, а головы сбривал!

Как птица горя — каждая стрела,
И вот она расправила крыла,

И вот уже взлетела, и летит…
Тут сразу жизнь из тела улетит!

Взлетают стрелы в воздух наконец,
И вот все небо в звездах наконец!

Те звезды — несчастливые всегда…
Но вот копье — падучая звезда —

Проходит сквозь кольчугу: так игла
Пройти бы легкий шелк насквозь могла!

Кинжал единый миг в крови лежал, —
И стал кровавым языком кинжал.

Когда копье ломалось о копье,
Друг друга брали воины в дубье,

И в чашу головы, в пылу войны,
Дубина пряталась, как бы в ножны!

Войска напоминали стаи туч,
И меч — как молния: блестящ, летуч,

Степные звери — вихрь, издалека
Гоняющий густые облака,

И кровь подобна дождевой воде.
И тонет мир в неслыханной беде!

Зигзаги молнии при свете дня, —
Как ноги богатырского коня!

Убийством дышит в день войны ездок,
Как богатырь отважен и жесток!

Сыны арабов ревностны в бою:
Зажгли, как пламя, ненависть свою.

Два племени, две рати, две толпы, —
Стоят над ними пламени столпы.

Рать Науфаля — больше и сильней,
И ярче ярость разгорелась в ней,

Когда увидел это пламя враг,
Он оробел, закрался в сердце страх,

Отец Лейли свою заставил рать
Путь робкой осторожности избрать,

И видя: гибелью враги грозят, —
Помчались воины его назад.

Вечерняя настала тишина.
Победа славная предрешена!

И возвратился облаченный в сталь
Довольный и веселый Науфаль,

И выбрал он для сна удобный лог,
И стан воинственный на отдых лег,

И войско звезд, когда народ заснул,
Несло ночной порою караул.

Китайский хан покинул свой престол,
И на него Хосров тогда взошел. [11] Китайский хан покинул свой престол, // И на него Хосров тогда взошел. — Согласно представлениям мусульман, китайский хан олицетворяет собой солнце, восходящее в Китае. Иранский хан Хосров является олицетворением ночи.

Короче: закатился шумный день,
Упала на поля ночная тень.

Решили оба стана боевых
Отрядов несколько сторожевых

Расставить на долине, на горе…
Но что судьба готовит на заре?..

О ты, боец любви! Подай вина!
Печалью мне объявлена война.

Хмелея и смелея, — в правый бой
Помчусь я с обнаженной головой!

Кто слóва своего копье метнул,
Калама так поводья повернул:

Тогда как жаждет Науфаль войны,
Его противники устрашены.

Отца Лейли отчаянье берет:
Он медленным увидел свой народ.

Решил: дождемся бед, а не побед, —
И воинов собрал он на совет,

И долго люди спорили о том,
Как прекратить войну, каким путем?

Но споры прекратил отец Лейли:
«Дни испытания теперь пришли!

Что будет, если недруг победит
И наше войско в бегство обратит,

И Науфаль, всесильный, как эмир,
Мою Лейли — мой светоч, мой кумир —

Захватит в плен? Скорбей тогда не счесть,
Погибнет наша слава, наша честь!

Нам умереть придется со стыда
Иль родину покинуть навсегда!

Я гак решил предотвратить беду:
Лейли я на рассвете приведу.

Иглой стрелы одежду ей сошью,
Нужна ей хна? Я кровь ее пролью,

На землю пальму тела повалю
И в землю ствол зарыть я повелю.

Хотя она свеча моих очей,
Цветущий сад она души моей,

Она — мне дочь, и потому хочу,
Чтоб ветер смерти погасил свечу,

Чтоб осень разорила этот сад,
Но только чтобы враг не знал услад!

Пусть уничтожу юную красу, —
Зато свою и вашу честь спасу!»

И воинов обрадовал глава,
Одобрили они его слова.

Но Науфаля рать была сильней:
Удача гордо реяла над ней.

Меджнуна жизнь похожа на туман,
То счастлив он, то горем обуян.

Как вспомнит о Лейли, о встрече с ней, —
Его чело становится ясней.

Поймет, чтó племени ее грозит, —
Смертельная тоска его пронзит.