Алишер Навои - Лейли и Меджнун

Сочувствует другим тот, кто влюблен:
Великодушье — вот любви закон!

Он горем был подавлен, угнетен,
А счастье на глаза нагнало сон.

Он дивный образ увидал во сне.
Нет, девушку, подобную весне!

Не девушку, а кипарис! О нет:
Для солнца — страшной ревности предмет.

И меркнет луч луны в ее луче!
От головы до ног в шелку, в парче,

Касалась легкою стопой земли.
Меджнун узнал ее, свою Лейли!

Остановилась на пороге вдруг,
Поцеловала Кайса в ноги вдруг,

Склонилася, чтобы его поднять,
И сделала, чтобы его обнять,

Для шеи ожерелие из рук.
Сказала: «Верный друг! Нет, вечный друг!

Решил отец, а с ним и весь народ,
Убить меня, когда заря взойдет,

Чтоб солнце жизни скрылось за горой,
Чтоб стала кровь вечернею зарей,

Чтоб стала кровь вечернею зарей,
Чтоб я нашла жилище под землей.

Мой друг! Судьбу мою благослови!
Я раствориться жаждала в любви,

Искала я в любви небытия,
И вот исполнилась мечта моя!

Чего хотела, для чего жила,
К чему стремилась я — к тому пришла.

Пришла к своей любви, к твоей любви.
Прощай. Умру я завтра. Ты — живи».

Из глаз прекрасных слезы потекли,
И спящего покинула Лейли.

Издал безумец исступленный стон,
И сразу всех людей оставил сон.

Стонал он и рыдал в печали там,
А воины впотьмах кричали там:

«Что это значит? Нет ли здесь врага?»
Но к Науфалю быстро, как слуга,

Меджнун помчался, горестью гоним,
Поцеловал он землю перед ним,

Заговорил, — а страх застыл в глазах:
«О повергающий врага во прах!

Прошу тебя, — вложи свой меч в ножны.
Прошу тебя, — не продолжай войны.

Ведя войну, воюешь ты со мной,
В меня теперь вонзаешь меч стальной!

Лук ненависти вырони из рук:
Ты на меня направил этот лук!»

Был озадачен Науфаль весьма.
Подумал: Кайс опять сошел с ума?

Расспрашивать страдальца начал он,
И рассказал Меджнун свой вещий сон.

И выслушал страдальца Науфаль,
И погрузился в долгую печаль.

И понял он: правдив Меджнун во всем,
Он просветлен правдивым, вещим сном.

Меджнун — прозрачный ключ с прозрачным дном,
Он зеркало: мир отразился в нем.

Но, всматриваясь в эту чистоту,
Увидим только правды красоту!..

Когда пришла аравитянка-ночь,
Семью младенцев-звезд отбросив прочь,

Когда расставил юрты звезд, как встарь,
На синем поле тюрков государь, —

О сне Меджнуна, молнии быстрей,
Распространилась весть среди людей.

Одобрил весь народ его слова:
«Уйдем назад, пока Лейли жива!»

И с войском удалился Науфаль,
А Кайс помчал коня в степную даль…

О голос неба, ты меня призвал,
Достоин ты бесчисленных похвал:

Рабу — счастливую мне долю дал!
О, лучше бы, прогнав, мне волю дал…

Кто разукрасил чистую тетрадь, —
Слова такие пожелал избрать:

Гадали соплеменники Лейли:
«Зачем бойцы противника ушли?

О, что же тут содеял Науфаль?
Не хитрость ли затеял Науфаль?

Так близок он к победе был уже!..»
Решили: надо быть настороже,

В другой степи разбить решили стан,
Сказав: «Уходит в Мекку караван…»

Меджнун, держа за повод скакуна,
В степи с утра скитался до темна,

И путника нежданно встретил он.
Клеймо скорбей на нем заметил он.

И, горем незнакомца огорчен,
Спросил Меджнун, о чем тоскует он?

И молвил тот: «О господин! Твой раб —
Несчастнейший, презреннейший араб.

В такую впал я страшную нужду,
Что нищенскую жизнь в степи веду,

У всех я подаяния прошу,
Дневного пропитания прошу.

Мое пристанище — народ Лейли,
Мне служит ложем пыль его земли.

Голодной я обременен семьей.
Зовусь я Зейдом, жалок жребий мой.

Когда Меджнуну преданным слугой
Стал Науфаль, чтоб кровь пролить рекой,

Когда на стан Лейли повел он рать, К
огда, войну прервав, ушел он вспять, —

Решил народ Лейли, что здесь — обман,
Что Науфаль поймает всех в капкан,

Что рано веселиться и плясать,
Что возвратится Науфаль опять,

Что здесь опасно ночевать сейчас,
Что надо перекочевать сейчас!

И вот над миром пролита смола,
Легла густая мгла, ночная мгла, —

И я заснул. Проснулся — стан исчез,
И только пыль восходит до небес!

И я пошел, чтоб к племени примкнуть,
Но мне внезапно преградили путь

Два всадника: они, в тряпье худом,
Сидели на верблюдице верхом.

У Науфаля бранный гнев затих, —
Он отпустил всех воинов своих,

И эти тоже ехали домой…
И вот они мешок забрали мой, —

Хранился промысел мой нищий там:
Немного было черствой пищи там

И два дирхема, и один дирхем
Зашит… И воры завладели всем!

Упал я под ударами бича,
А воры надо мной стоят, крича:

«Где спрятал ты свое добро, скажи!
Вернись назад и место покажи!»

И долго так тиранили меня,
Измучили, изранили меня,

И вот разбойники умчались вскачь,
И в том узрев удачу из удач,

Поспешно я пошел степной тропой,
Столкнулся неожиданно с тобой.

Но если ты такой же вор и тать,
Как эти всадники, — то должен знать:

Пуст мой карман, и все мое добро —
Моей души правдивой серебро!»

Меджнун заплакал, выслушав рассказ.
Сказал: «О друг мой! Ранен ты сейчас,

Ты нищ, и по душе пример твой мне,
Отрадно за тебя стать жертвой мне!

Когда от Науфалевых людей
Ты пострадал или другой злодей —

Меджнун — виновник всех твоих обид,
Так знай: Меджнун перед тобой стоит!