Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Согрелась от вина, — он в холодке
Уснул на мягком голубом песке,

Избрав бедро Бандуя изголовьем.
Вдруг шум поднялся над святым становьем,

Священник гостя разбудил от сна:
«Ты видишь? Даль пустынная черна

И войско движется за тучей пыли!»
Сказал Хосров: «Нас беды обступили,

Врасплох напали недруги на нас,
Приблизился несчастья черный час».

В ответ услышал шах слова Бандуя:
«Властитель! Выход для тебя найду я,

Но чтоб тебя из рук врага спасти,
Себя я должен в жертву принести».

Хосров ответил: «Притча есть благая,
Рассказанная мудрецом Китая:

«Тому, кто сеет верности зерно,
На небесах плоды пожать дано».

Скажи, что будет с нитью шерстяною,
Раздавленною рухнувшей стеною?

Когда ты способ можешь применить,
Спаси меня — беспомощную нить!»

Сказал Бандуй: «Ты мне вручи запястья,
И серьги и венец — источник счастья,

И пояс, и серебряный наряд,
И яркий, тканный золотом халат.

Когда надену я твои одежды,
Отправься поскорей путем надежды,

С дружиной преданной помчись вперед,
Как челн, которым правит мореход».

Исполнил юный шах совет Бандуя,
Пустился в бегство, буре соревнуя.

Как только скрылся царственный беглец,
Сказал богопоклонникам хитрец:

«Теперь от войска спрячьтесь за холмами», —
А сам уединился в тихом храме,

Закрыл, опасной шествуя тропой,
Железные ворота за собой,

Потом надел халат золототканый,
Венец, величьем царским осиянный,

На крышу плоскую взобрался он,
Увидел войско с четырех сторон.

Когда дружины подошли вплотную,
Когда его одежду золотую,

И серьги, и сияющий венец
Узрели ратоборцы, наконец,

Они сказали: «Вот Хосров пред нами
Сверкает золотом и жемчугами!»

Увидев, что затея удалась,
Бандуй спустился с крыши, торопясь

Переодеться, снять венец жемчужный,
Потом в своей одежде, безоружный,

Поднялся вновь и с крыши стал кричать:
«О новая воинственная рать,

Бойцы, скажите, кто ваш предводитель,
С ним говорить мне поручил властитель,

Чтоб слышно было всем богатырям!»
Ответил Сиавуша сын Бахрам:

«Со мною говори: я — воевода
Бахрам, из Сиавушева я рода.

Сказал Бандуй: «Так молвил шахиншах:
«Устал я, странствуя в глухих степях,

Устали всадники мои и кони,
Спастись пытаясь от твоей погони.

Войти решил я в этот мирный храм,
Чтоб отдохнуть и отдых дать бойцам.

Едва заря блеснет лучом багряным,
Я откажусь от власти над Ираном,

С тобой пущусь к Бахраму в скорбный путь,
Чтоб витязю в покорстве присягнуть.

Раз мне творец послал такое бремя,
Твое не буду отнимать я время.

Открыл я все, что в сердце я сберег.
Теперь единый мой вожатый — бог».

Бойцам от этой речи стало больно:
В них жалость вызывал Хосров невольно.

Мгновение помедлил их глава
И принял шахиншахские слова.

Все спешились по знаку воеводы,
Отрезав пленнику пути свободы…

Бандуй на крышу вышел поутру
И, став лицом к бахрамову шатру,

Сказал: «Властитель думает о боге,
Забыв мирские страсти и тревоги.

Он бодрствовал, несчастный, эту ночь,
Всевышнего просил ему помочь,

А ныне солнце поднялось высоко
И, знойное, печет оно жестоко.

Хосров сегодня должен отдохнуть,
А завтра с войском пустится он в путь».

Сказал своим вельможам воевода:
«Нам надо ждать — иного нет исхода:

Когда Хосрова будем торопить,
Вспылив, решит он с нами в бой вступить,

А он один — искусный, сильный, смелый —
Опаснее, быть может, рати целой,

Притом, когда в бою погибнет шах,
Нас, в гневе, Чубина развеет в прах.

Пусть к нам Хосров придет по доброй воле.
В душе не затаив ни зла, ни боли.

Кончаются припасы? Нет беды:
Мы завтра наши завершим труды!»

Богатыри на отдых стали снова,
Таясь от солнца знойного, степного,

Пока не вышла ночь из-за горы,
И, крепость окружив, зажгли костры.

Когда рассвет повеял первой лаской,
Покрасив землю солнечною краской,

Бандуй на крышу вышел, начал речь:
«О предводитель, чей прославлен меч!

Едва твои отряды в степь вступили,
Едва Хосров увидел тучу пыли,

Он сел в седло и молнии быстрей
Умчался в Рум с дружиною своей.

Опередите сокола в полете, —
Но только в Руме шаха вы найдете,

Давно он в той стране, на той земле,
И нет заботы на его челе.

Теперь мне обещайте безопасность, —
Я приведу событья в строй и ясность,

Предстану пред Бахрамом для бесед,
На все вопросы дам ему ответ:

Что шахиншах замыслил на чужбине
И много ль всадников в его дружине.

А нет — опять надену меч и щит,
И пусть война мою судьбу решит!»

Терзаясь, гневаясь и негодуя,
Сын Сиавуша выслушал Бандуя,

Сказал бойцам — и юным, и седым:
«Найду ли пользу, если, словно дым,

Я душу выпущу из краснобая?
Не лучше ль, осторожно поступая,

Жизнь подарить ему за быстрый ум?
Пусть о Хосрове, убежавшем в Рум,

Расскажет он пред взором полководца, —
Погибнет или почестей добьётся».

Сказал Бандую: «Опытный во лжи,
Всю правду полководцу расскажи!»

Бандуй сошел бесстрашно с крыши храма,
Пустился в путь с дружинами Бахрама.

Как только Чубина услышал весть
О том, что в Рум, в душе взлелеяв месть,

Хосров бежал от сына Сиавуша,
Он крикнул, на вельможу гнев обруша:

«Не создан ты для настоящих дел,
Глупец, куда ты свой рассудок дел?

Чем голову набил свою тупую?»
Потом сказал он, в ярости, Бандую: