Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Тут вынул меч из ножен воевода,
Спросил: «Жену из царственного рода,

Быть может, нам искать в любом дому?
Нет, властвовать не дам я никому!»

По недостойной речи полководца
Поняв, что он, всесильный, зазнается,

Вдруг вынули Бобуй, Гурдармани
Свои мечи и молвили они:

«Бахрам — наш царь, наш долг — повиновенье».
Когда Бахрам увидел в то мгновенье,

Что каждый воин обнажает меч, —
Такую твердую повел он речь:

«Чья голова закружится хмельная,
Кто встанет с места, меч в руке сжимая,

Тому я эту руку отрублю
И голову хмельную отрезвлю».

Так молвил тот, кто шахом стал в Иране,
И разошлось высокое собранье

В предчувствии печального конца:
В морщинах — лица и в тоске — сердца.

Едва стемнели небеса ночные
И загремели голоса ночные

Дворцовой стражи, — радостный Бахрам
Потребовал бумагу и калам,

Сказал писцу: «Яви свое уменье,
Вельможам напиши ты повеленье:

«Да славится Бахрам: лишь он один —
С победоносным счастьем властелин,

Лишь для добра душа его открыта,
Он — правды, справедливости защита».

Так написав, свечу унес писец,
В раздумье погрузив ночной дворец.

Когда исчезло ночи покрывало,
Когда лазурью небо засияло,

Когда явилась новая Заря,
Пришел придворный нового царя,

В чертоге золотой престол поставил,
Чтоб шах Бахрам на нем сидел и правил.

Бахрам, созвав вельмож, открыл прием.
Он восседал, украшенный венцом:

Теперь Бахрам наследовал Каянам!
Начертанный на шелке златотканом

Торжественный указ принес писец.
Вельможи, созванные во дворец,

К нему поочередно подходили
И под указом имя выводили,

Свидетельствуя подписью своей,
Что Чубина — отныне царь царей.

Те подписи под царственным указом
Печатью золотой скрепили разом.

Бахрам воскликнул: «Видит сам творец,
Что ныне шахский я надел венец.

Отныне род мой будет венценосным.
Как вёсны движутся на смену вёснам,

Пусть тысячу, десятки тысяч лет,
За сыном сын, один другому вслед,

Владеют всей иранскою державой,
Конца не зная смене величавой.

Запечатлен и в душах, и в умах
Да будет светлый месяц Озармах,

Когда зарею день озолотился,
Когда от льва онагр освободился!»

В сердцах вельмож обида поднялась,
Но продолжал всесильный, не смутясь:

«Кто моему не подчинится слову,
Пусть сразу же отправится к Хосрову,

Три дня на размышление даю,
А там пусть волю выполнит мою,

Правдивый, лживый ли, трусливый ль, смелый, —
Ирана пусть покинет он пределы».

Тут все хвалу Бахраму вознесли:
«Будь неразлучен с радостью земли!»

Те, кто верны Хосрову пребывали
И нового царя не признавали,

Покинули Иран, помчались в Рум,
Исполненные скорбных, смутных дум.

Бандуй, томясь в темнице, как в пещере,
Был уподоблен связанной пантере.

Его стерег, теряя счет часам,
Из рода Сиавушева Бахрам

И недоволен был его плененьем,
Хоть обманул, с коварством и уменьем,

Его Бандуй, что не был бы смущен,
Будь сам Бахрам в темницу водворен.

Сказал Бандуй: «Рассеется ненастье,
Хотя Хосрова запоздало счастье.

Когда-нибудь наступит светлый день,
Хотя легла на нас ночная тень.

Предвечный благосклонен к Кай-Кобаду,
Он целый мир вручил ему в награду.

Не сохранит короны лиходей,
Не сбудутся мечты его людей.

Пред ним главу склонившие вельможи
Лишь на безумцев и слепых похожи.

Поверь мне: гибель дерзкого близка.
Из Рума двинутся в Иран войска.

Ты шесть десятков дней сочти по пальцам, —
Хосров владыкой станет, не скитальцем,

Законной власти воссияет свет!»
Сын Сиавуша произнес в ответ:

«В твоих советах почерпну я разум
И подчинюсь я всем твоим приказам,

Когда ко мне пребудет справедлив
Властитель мира, милость проявив.

Но я хочу, чтоб ты луной поклялся,
Венцом, престолом и страной поклялся,

Что ты, когда в Иран войдет Хосров,
Когда румийских приведет бойцов,

На произвол судьбы меня не бросишь
И у него пощады мне попросишь».

Бандуй был в этот миг обмана чужд.
Он книгу взял, что сотворил Зардушт,

И клятву дал: «Свидетель Зенд-Авеста!
Пусть я погибну, пусть не сдвинусь с места,

Пусть кроме горестей в моей судьбе
Не будет ничего, пока тебе

Властитель не подарит перстня власти,
Пока тебе не улыбнется счастье».

Сын Сиавуша отвечал ему:
«Теперь и я свой голос подниму.

Клянусь: Бахраму западню расставлю
И недруга в сраженье обезглавлю.

Клянусь: восторжествует честь моя,
Противника настигнет месть моя.

Царем не будет признан он вовеки, —
Пока полны водой моря и реки!»

Ответствовал воителю Бандуй:
«О храбрый муж! Доверье мне даруй,

Воистину союз с тобой мне дорог.
Я ловок, осторожен, дальнозорок.

Когда Хосров достигнет торжества,
Он примет в сердце все мои слова.

Поверь, я подскажу ему решенье.
Хосров твое забудет прегрешенье,

Тебе пришлет он, милостив и благ,
Свой золотой венец — прощенья знак.

Но, верен клятве и к борьбе готовый,
Ты сразу с ног моих сними оковы.

Хосрову первым принесешь ты весть,
Что общие у вас и враг, и месть:

Пусть царь царей услышит благородный
Твой голос неподкупный и свободный».

Воитель просветлел от этих слов,
Освободил Бандуя от оков,

Сказал: «Моя душа пьяна сегодня.
В човган играет Чубина сегодня, —

Вчера решил убить я наглеца!»
Сын Сиавуша вышел из дворца,

Вступил в свой дом, мечтая о расплате,
Кольчугу мощную надел под платье.