Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Как жемчуга — сердца таких людей
Воды, и неба, и земли ценней!

Пусть тот, кто молится на поле битвы,
О выгоде забудет в час молитвы.

Как смеют шахи веру продавать?
Они должны увидеть благодать

В том, чтоб радовать сердца голодных,
В том, чтоб жить для целей благородных,

В том, чтоб стремиться к правде и добру,
А не к жемчужинам и серебру.

Как ни был бы силен, отважен воин,
Тогда лишь восхваленья он достоин,

Когда вступает в правую войну,
Чтоб защитить от недругов страну.

А тот, кто пользы ждет себе от веры
(Мы знаем, есть подобные примеры),

А тот, кто жаждой правды не томим,
Будь проклят он и мертвым, и живым!»

Кайсару эта речь пришлась по нраву,
Сказал Харроду: «Заслужил ты славу,

Среди вельмож воистину велик,
В сокровищницу знаний ты проник.

Тот будет долей обладать благою,
Кто назовет тебя своим слугою!»

Кайсар Харроду подарил венец,
Наполненный диргемами ларец,

И молвил: «Следуй светлою тропою,
И пусть Иран украсится тобою».

Когда войска, прийдя со всех сторон,
Одели пылью степь и небосклон,

Царь отобрал сто тысяч родовитых,
Бойцов отважных, сильных, знаменитых.

Исполнив начертание судьбы,
Велел он, чтоб доставили рабы

Коней военных, палицы и шлемы,
Мечи, кольчуги, звонкие диргемы.

Он дочь свою, премудрую Марьям,
Сопровождать велел богатырям:

Он дочь свою Хосрову отдал в жены,
Исполнив благочестия законы.

Приданое такое привезли,
Что блеск других богатств померк в пыли.

Там были драгоценные изделья,
Подвески, серьги, кольца, ожерелья,

Наполненные золотом ларцы,
Украшенные жемчугом венцы.

На покрывалах радовали взоры
Затейливые золота узоры.

Жемчужины, иные — как слеза,
А те — как петушиные глаза,

Сверкали на попонах, на халатах,
На скатертях, на пологах богатых.

Там были дорогие удила,
Четыре пышных, золотых седла,

И сорок паланкинов из эбена,
Искусством разрисованных отменно.

За ними шли прислужницы Марьям —
Пятьсот подобных царским дочерям,

Украшенных, надушенных, красивых,
Веселых, благородных и учтивых.

В литавры ударяя, шли рабы,
Готовые для бденья и борьбы.

Шли четверо философов почтенных,
Постигших мудрость знаний сокровенных.

Насчитывал сокровищ всех запас
Сто тысяч денег, взятых тридцать раз!

Хосрову в дар прислал властитель старый
Коня, халат, блестящие динары,

Сияющий алмазами венец,
И так на шелке написал писец:

«Хосров! Твои посланцы величавы,
Они достойны почести и славы.

Такого, как Густахм, с его мечом,
Среди больших и малых не найдем.

Делам Шапура воздаю хвалу я,
Отваге, силе, верности Болуя,

Но человек не видел ни один
Таких великих, как Харрод Бурзин.

Отмеченный божественной печатью,
Не склонен он ко злу, лицеприятью,

Пред ним бессильны хитрость, колдовство,
Все, что сокрыто, явно для него!»

Кайсар, в письме упомянув о многом,
Велел румийцу, взысканному богом,

Чтоб высчитал он, славный звездочет,
В какой из дней отправиться в поход.

Знаток небес нашел благоприятной
Заезду Бахрам для этой силы ратной.

Кайсар с главой похода поскакал,
Три долгих перехода проскакал,

Потом остановился на полянке,
Когда четвертой он достиг стоянки.

Велел он отойти богатырям,
Призвал к себе любимицу — Марьям

И тайной одарил ее беседой.
Сказал: «Моим советам строго следуй:

В Иран вступая, в чужеземный край,
С себя ты покрывала не снимай

Затем, что девушкам с открытым ликом
Нельзя к восточным приезжать владыкам».

Прощаясь, он сказал слова любви:
Счастливо, мол, в замужестве живи, —

И прослезилась дочь от слов прощальных…
Был у кайсара брат — военачальник.

Сказал ему кайсар: «Мой Ниятус,
Не забывай ты наших братских уз.

Ты с дочерью моею связан кровно, —
Храни ее надежно и любовно.

Я ныне поручил твоим трудам
Сокровища, и войско, и Марьям».

Дал клятву богатырь вооруженный,
Лик отвернул, слезами орошенный.

Помчались всадники с тоской в груди,
А Ниятус отважный — впереди…

Узнав, что войско движется долиной,
Хосров навстречу поскакал с дружиной.

Издалека увидел царь царей
Великолепие богатырей,

Он знаменосных ратников увидел,
Кольчугоносных латников увидел,

Увидел рать могучую Хосров:
Ее сравнил бы с тучею Хосров!

И сердце, прежде полное сомнений,
Вдруг расцвело, как роза в день весенний.

И Ниятуса он к груди прижал,
Вознес кайсару множество похвал,

Что ради торжества на поле брани
Не пожалел ни денег, ни стараний.

Потом он к паланкинам подошел
И среди них он царственный нашел,

Откинул шелковое покрывало.
Затрепетав, душа возликовала,

Когда, как светоч дня, его глазам
Предстала благородная Марьям.

На миг забыла дочь с отцом разлуку,
Когда Хосров поцеловал ей руку.

В чертоге, тайну от людей храня,
Провел он с нею три счастливых дня,

А на четвертый день, когда светило
К земле своей сиянье обратило,

Иранский шах под бременем забот,
Призвал больших и малых воевод.

За Ниятусом, панцирем украшен,
Явился Кут с воинственным Саркашем.

«Кто из мужей, — спросил иранский шах, —
Вступая в битву, забывает страх?

Кто с обнаженной сталью рвется в сечу,
Хотя бы лев спешил ему навстречу?»