Абульхасан Рудаки - Ирано-таджикская поэзия

Он как тополь! Ты как яблоневый сад!
Тополь в сад благоухания приходит.

Он как месяц! Ты как синий небосвод!
Ясный месяц в небо раннее восходит.

Печальный друг, достойный уваженья,
Ты, втайне льющий слезы униженья!

Умершего не назову я имя:
Боюсь, опять познаешь ты мученья.

Ушел ушедший, и пришел пришедший,
Кто был, тот был — к чему же огорченья?

Ты хочешь сделать этот мир спокойным,
А мир желает лишь круговращенья.

Не злись: ведь мир твоей не внемлет злости.
Не плачь: к слезам он полон отвращенья.

Рыдай, пока не грянет суд вселенский,
Но прошлому не будет возвращенья.

Не мучайся по поводу любому —
Ты худшие узнаешь злоключенья.

К кому бы ты ни привязался сердцем,
Умрут, наверно, все без исключенья.

Нет облаков и нет затменья в мире,
И не настал конец его свеченья.

Мне подчинишься иль не подчинишься —
Боюсь, мои отвергнешь возражения.

Не победил ты в сердце рать страданий?
Так пей вино: нет лучшего леченья!

Кто благороден, тот найдет и в горе
Источник стойкости и возвышенья.

Я всегда хочу дышать амброю твоих кудрей.
Нежных губ твоих жасмин дай поцеловать скорей!

Всем песчинкам поклонюсь, по которым ты прошла,
Бью почтительно челом пыли под ногой твоей.

Если перстня твоего на печати вижу след,
Я целую то письмо: жизни мне оно милей!

Если в день хотя бы раз не дотронусь до тебя,
Пусть мне руку отсекут в самый горестный из дней!

Люди просят, чтобы я звонкий стих сложил для них.
Но могу я лишь тебя славить песнею моей!

Сегодня Бухара — Багдад: в ней столько смеха, ликований!
Там, где эмир, там торжество, он гордо правит в Хорасане!

Ты, кравчий, нам вино подай, ты, музыкант, ударь по струнам!
Сегодня буду пить вино: настало время пирований!

Есть райский сад, и есть вино, есть девушки — тюльпанов ярче,
Лишь горя нет! А если есть — ищи его во вражьем стане!

Лицо твое светло, как день из мертвых воскресенья,
А волосы черны, как ночь не знающих спасенья.

Тобою предпочтен, я стал среди влюбленных первым,
А ты красавиц всех стройней, а ты венец творенья.

Кааба — гордость мусульман, а Нил — сынов Египта,
А церкви — гордость христиан, есть разные ученья,

А я горжусь блистаньем глаз под покрывалом черным:
Увижу их — и для меня нет радостней мгновенья.

Зачем на друга обижаться? Пройдет обида вскоре.
Жизнь такова: сегодня — радость, а завтра — боль и горе.

Обида друга — не обида, не стыд, не оскорбленье;
Когда тебя он приласкает, забудешь ты о ссоре.

Ужель одно плохое дело сильнее ста хороших?
Ужель из-за колючек розе прожить всю жизнь в позоре?

Ужель искать любимых новых должны мы ежедневно?
Друг сердится? Проси прощенья, нет смысла в этом споре!

В мире все идет, как должно, ты живешь среди отрад,
Нет причин для огорченья, так чему же ты не рад?

Отчего ты погрузился в думы долгие, в печаль?
Ты судьбе своей доверься, для нее ты — милый брат.

У судьбы — свои решенья, знает, что она творит;
Ей внимая, ты не слушай, что вазиры говорят.

Кто родил тебя, не сможет равного тебе родить;
Колеса судьбы не бойся, ты рожден не для утрат.

Пред тобою бог вовеки не закроет врат, пока
Не откроет пред тобою сто иных, прекрасных врат!

Лишь ветерок из Бухары ко мне примчится снова,
Жасмина запах оживет и мускуса ночного.

Воскликнут жены и мужья: «То ветер из Хотана,
Благоуханье он принес цветенья молодого!»

Нет, из Хотана никогда такой не веет ветер,
То от любимой ветерок, и нет милее зова!

Во сне мы близки, будто мы в одно одеты платье,
А наяву — ты далека, судьба моя сурова!

Мы знаем: свет звезды Сухейль исходит из Йемена;
Ищу тебя, звезда Сухейль, средь звездного покрова!

О мой кумир, я от людей твое скрываю имя,
Оно — не для толпы, оно — не для суда людского,

Но стоит слово мне сказать — хочу иль не хочу я,—
Заветным именем твоим становится то слово.

Только раз бывает праздник, раз в году его черед —
Взор твой, пери, праздник вечный, вечный праздник в сердце льет.

Раз в году блистают розы, расцветают раз в году,
Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет.

Только раз в году срываю я фиалки в цветнике,
А твои лаская кудри, потерял фиалкам счет.

Только раз в году нарциссы украшают грудь земли,
А твоих очей нарциссы расцветают круглый год.

Эти черные нарциссы, чуть проснулись — вновь цветут,
А простой нарцисс, увянув, повой жизнью не блеснет.

Кипарис — красавец гордый, вечно строен, вечно свеж,
Но в сравнении с тобою он — горбун, кривой урод.

Есть в одних садах тюльпаны, розы, лилии — в других,
Ты — цветник, в котором блещут все цветы земных широт.

Ярче розы твой румянец, шея — лилии белей,
Зубы — жемчуг многоценный, два рубина — алый рот.

Вот из жилы меднорудной вдруг расцвел тюльпан багряный,
На багрянце тоном смуглым медный проступил налет.

Вьется кругом безупречным мускус локонов твоих,
В центре — киноварью губы, точно ярко-красный плод.

Ты в движенье — перепелка, ты в покое — кипарис,
Ты — луна, что затмевает всех красавиц хоровод.

Но ты гурия в кольчуге, ты луна с колчаном стрел,
Перепелка — с кубком хмельным, кипарис, что песнь поет.

Не цепями приковала ты влюбленные сердца —
Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед…

Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот.
Покрыл ковром цветочным дол и влажной пылью — небосвод.

Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк,
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.

Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.