Ольга Петерсон - Наследники Вюльфингов [предания германских народов средневековой Европы в пересказах Е. Балобановой, О. Петерсон]

Почувствовав тяжелую рану, Зигфрид в ярости отскочил от ручья, — длинное копье засело у него в сердце, — и бросился за луком или мечом, чтоб поскорее воздать Гагену за его дело. Но, не найдя меча, поднял он щит, лежавший у ключа, и бросился за Гагеном. Не убежал от него вероломный человек; смертельно раненный, Зигфрид все же ударил его с такой силой, что драгоценные каменья посыпались на землю и щит разбился. Так хотелось ему отомстить за себя! Гаген упал под ударом, от которого загудел весь остров. Будь в руках у Зигфрида не щит, а меч, то Гаген верно был бы мертв. Смертельной опасности избежал боец.

Сила Зигфрида изменила ему — он не мог уже стоять, вся мощь его пропала, и смерть наложила уже на его лицо свою бледную печать. Упал он на цветы, и кровь потоком струилась из его раны. Не вынес он страдания и стал поносить предателей.

— Злые трусы! — говорил он. — Неужели своею дружбой заслужил я лишь то, чтоб вы меня убили? Вот как отплатили вы мне за мою верность! Много же горя приготовили вы тем вашим родным! Позор падет теперь на весь ваш род, и все добрые рыцари будут с презрением чуждаться вас.

Все сбежались к тому месту, где он лежал. Король бургундов стал было оплакивать его смерть, но раненый сказал:

— Нет нужды оплакивать беду тому, кто сам же ее готовил.

— Не понимаю, отчего он плачется! — сказал свирепый Гаген. — Настал теперь конец заботам нашим и нашим бедам: отныне кто посмеет нам противостоять?

— Не трудно теперь вам хвастаться, — сказал Зигфрид, — но если б знал я, что вы замышляете убийство, то, конечно, сумел бы защититься. Но ничто не печалит меня так, как жена моя, Кримгильда! Да еще, избави Бог, чтоб сына моего когда-нибудь не попрекнули, что родичи его кого-то убили вероломно!

И со скорбью так говорил он:

— Если способен ты, король, быть верен кому-нибудь, то прошу тебя, будь милостив и верен милой моей жене, и пусть она пользуется всем, что подлежит ей как твоей сестре! Долго придется ждать меня отцу моему и моим людям! Никогда еще ни одной женщине не приходилось так оплакивать своего друга.

Зигфрид так ослабел, что не мог уже говорить; кровь потоком струилась из его раны и пропитала кругом траву и цветы; недолго пришлось ему бороться со смертью.

Так умер Зигфрид, и предатели стали было совещаться между собою о том, как скрыть им от людей злое дело Гагена.

— Надо сказать, что когда он на охоте отъехал от нас один, разбойники напали на него и убили его. — Так решили они, но изменник Гаген сказал:

— Сам я отвезу его домой: мне все равно — пускай все узнает та, что причинила столько горя госпоже моей. Меня не огорчат ее слезы.

Теперь скажу я вам правду о том источнике, при котором был убит Зигфрид. У Отенвальда лежит деревня Отенгайм, — там протекает еще и теперь этот источник, в том нет никакого сомнения.

Дождавшись ночи, Гунтер с охотниками переправились через Рейн. Желая довершить свою месть, Гаген приказал молча оставить тело Зигфрида у дверей Кримгильды, чтобы нашла она его там утром, отправляясь к заутрене.

Миновала ночь, и, чуть забрезжилось утро, Кримгильда стала собираться к заутрене и потребовала огня и платье.

В это время вошел к ней камерарий — нашел он у дверей окровавленный труп и не узнал своего господина. Он поспешил в покой Кримгильды.

— Повремените выходить, — сказал камерарий, — у дверей в ваши покои лежит убитый рыцарь.

Зарыдала Кримгильда при этих словах. Не зная еще, что это был ее муж, вспомнила она о расспросах Гагена, когда обещал тот его охранять. Безмолвно упала она наземь, — так велико было ее горе, а потом стала громко кричать.

— Но, может быть, то не Зигфрид, — говорила ей ее свита, но от горя кровь хлынула у Кримгильды изо рта, и она сказала:

— Нет, это Зигфрид, мой милый муж. Брунгильда научила, и Гаген его убил!

Приказала она провести себя к трупу, белой рукой своей подняла его прекрасную голову и сейчас же узнала его, несмотря на кровь, покрывавшую его платье.

— Горе мне! — воскликнула она. — Щит твой разбит; предательски убит ты, и знаю я, кто это сделал и кто замыслил твою смерть!

И вся свита ее громко рыдала и кричала от горя вместе со своей любимой госпожою.

Кримгильда приказала разбудить поскорее воинов Зигфрида и дать знать обо всем его отцу.

Король Сигемунд лежал в своем покое, не смыкая глаз, — знать, сердце его чуяло беду.

Не сразу поверил Сигемунд печальной вести, но вопли и рыдания, доносившиеся до него из покоев Кримгильды, скоро убедили его. Быстро вскочили с постелей его сто воинов и, схватив оружие, побежали туда, откуда неслись вопли; туда же поспешила и тысяча воинов отважного Зигфрида.

— На горе приехали мы в эту страну! — воскликнул Сигемунд, придя к Кримгильде. — Кто бы среди таких друзей мог лишить меня сына, а тебя мужа?

— Ах, если б знала я это наверно, — отвечала она, — я так отомстила бы ему, что все родичи его рыдали бы от горя!

Сигемунд обнимал своего сына, и над телом поднялся такой плач и такой вопль, что звуки эти наполнили весь дворец, весь зал и даже весь город Вормс.

Все воины Зигфрида бросились к оружию, — хотели они сейчас же отомстить Бургундам за его смерть и грозно потрясали своими щитами.

Когда Кримгильда увидала их вооруженными, горе ее еще усилилось, опасалась она, как бы воины Гунтера не перебили Нибелунгов.

— Что хочешь ты делать, Сигемунд? — воскликнула она. — Вы все погибнете, если вздумаете биться: у Гунтера найдется, по крайней мере, по тридцати воинов на каждого из вас. Останьтесь здесь и разделите со мною мою печаль, а на рассвете помогите мне положить в гроб милого моего мужа.

— Мы так и сделаем, — отвечали ей воины.

Чудеса рассказывают о рыцарях и дамах, слышавших жалобы и рыдания Нибелунгов. Были их погребальные плачи так горьки и трогательны, что все плакали вместе с ними — и рыцари, и дамы, и даже горожане и жены купцов.

Для Зигфрида был заказан роскошный гроб. Как только наступило утро, Кримгильда приказала нести покойника в собор. Там его встретили колокольным звоном и церковным пением. Туда же пришел и король Гунтер со своими воинами, а вместе с ним и свирепый Гаген.

— Вечно придется оплакивать нам твоего мужа, милая сестра! — сказал Кримгильде Гунтер, притворяясь огорченным.

— Напрасно так говоришь ты, — отвечала ему скорбная Кримгильда, — если бы ты не хотел, то этого и не случилось бы.

— Никто из моих людей не повинен в этом деле, — сказал Гунтер.